Зыбкой вечности планктон, монотонно равнодушный,
зачарованно слепой, слишком нежный, мягкий слишком,
ниспадает снег, как сон из растерзанной подушки,
вперемешку с тишиной на уснувший городишко...
Из застывшего мирка, маскирующего белым
черноту своих ночей, пустоту своих желаний,
я взираю свысока, между прочим, между делом,
с одного из этажей в безграничность мирозданья.
Все мерещится: вот-вот что-то дрогнет, и накроют
блики глянцевых плащей, гомон новых персонажей —
разноцветный хоровод негодяев и героев,
ложь изысканных речей, лоск значительности важной...
Мне покойно. Январей перелистаны мгновенья.
Остаются боль и быль... И бескрылость постоянства
поседевших площадей... И дрожанье отраженья,
обращающего в пыль геометрию пространства.
Спят надежды и ветра, облака и птичьи стаи,
и реален только вкус отсыревшей сигареты.
Только память, боль и грусть никогда не изменяют —
от убитых нами чувств остается только это.
Москва бодала местом Лобным,
играючи, не насовсем,
с учётом точным и подробным
педагогических систем.
Москва кормила до отвала
по пионерским лагерям,
с опекою не приставала,
и слово трудное ге-рон-
то-кратия — не знали, зрели,
росли, валяли дурака.
Пройдёшься по сентябрьской прели -
глядишь, придумалась строка.
Непроизвольно, так, от сердца.
Но мир сердечный замутнён
на сутки даденного ксерокса
прикосновением времён.
Опережая на три года
всех неформалов ВКШ,
одну трагедию народа
постигла юная душа.
А нынче что же — руки в брюки,
гуляю, блин, по сентябрю,
ловлю пронзительные звуки
и мысленно благодарю.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
