Тянется,
Смотрит в глаза,
Мяучит –
Медленно,
Вязко,
Тепло,
Тягуче,
Тающее,
Будто под линзой солнца.
Та ещё хитрая тварь! Неймётся
Кошке.
А март-хулиган всё дразнит,
Каждую ночь превращая в праздник,
В сцены – покатые спины кровель…
Повиноваться движенью крови,
Лапами трогать берёзы плети,
Втягивать носом прохладный ветер
И попытаться достать на ужин
Сливочный месяц из кляксы-лужи...
В омуты глаз её смотрят звёзды
И, покидая созвездий гнёзда,
Словно по тросу, скользят по следу
Павших на крыши.
А крыши едут,
Мчатся, летят и, возможно даже,
Вертят быстрее планету нашу!
И, попадая под ритмы эти,
Бьются сердца о грудные клети,
Маются, рвутся вперед, наружу…
Прутья ломаются. Ну же, ну же!..
И, не дождавшись отмашки старта -
Следом за кошкой, в пучину марта.
А иногда отец мне говорил,
что видит про утиную охоту
сны с продолженьем: лодка и двустволка.
И озеро, где каждый островок
ему знаком. Он говорил: не видел
я озера такого наяву
прозрачного, какая там охота! —
представь себе... А впрочем, что ты знаешь
про наши про охотничьи дела!
Скучая, я вставал из-за стола
и шел читать какого-нибудь Кафку,
жалеть себя и сочинять стихи
под Бродского, о том, что человек,
конечно, одиночество в квадрате,
нет, в кубе. Или нехотя звонил
замужней дуре, любящей стихи
под Бродского, а заодно меня —
какой-то экзотической любовью.
Прощай, любовь! Прошло десятилетье.
Ты подурнела, я похорошел,
и снов моих ты больше не хозяйка.
Я за отца досматриваю сны:
прозрачным этим озером блуждаю
на лодочке дюралевой с двустволкой,
любовно огибаю камыши,
чучела расставляю, маскируюсь
и жду, и не промахиваюсь, точно
стреляю, что сомнительно для сна.
Что, повторюсь, сомнительно для сна,
но это только сон и не иначе,
я понимаю это до конца.
И всякий раз, не повстречав отца,
я просыпаюсь, оттого что плачу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.