Страшнее бури и землетрясения,
Ужасней пожара и наводнения
Была Любе внешность природой дана:
Тощее тело, лицо конопатое,
Ноги кривые, рук пальцы лохматые,
Однако же не унывала она.
Просто девчонка - трудяга фабричная.
Жизнь от аванса к получке обычная.
Звучит в ушах эхо великой войны.
Бомба когда-то семью уничтожила
И до победы с трудом Люба дожила.
О детстве кошмарном ужасные сны.
Тусклая, нищая жизнь одинокая,
Серая, скучная, к Любе жестокая
И сильный в стране женихов дефицит.
Даже бухгалтерша Света – красавица
Очень старается, чтобы понравиться.
Рысцой каждый вечер на танцы бежит.
Но не теряет надежды Любавушка.
Есть за общагой фабричной дубравушка.
За этой дубравушкой маленький пруд.
Там рыбаки иногда собираются,
Те, кто рыбалкой всерьёз занимаются.
Здесь тихий, спокойный, почти трезвый люд.
Так вот, увлекалась Любава рыбалкой
И удочкой маленькой, хлипкой и жалкой
Девчонка ловила себе на уху.
В любую погоду по воскресением.
Рыба была для бюджета спасением,
Конечно, когда в котелке на верху.
Был один день: что-то рыба не ловится,
Словно в пруду она вовсе не водится.
У берега просто совсем не клюёт.
Рыбак молодой ей корзину приносит
С не мелкой рыбёшкой и девушку просит: -
- «Сегодня не твой, Люба, день, так что вот:
Я с лодки немного ещё порыбачу
И если позволишь, тебя озадачу.
Прошу: навари нам ухи на двоих!
А юношу этого звали Володей.
В нём нет ничего необычного вроде.
Он среднего роста, спокоен и тих.
Крепкие руки и плечи широкие,
Старые шрамы на теле глубокие.
Простецкий парнишка совсем молодой.
Девушкам местным Володя не нравился.
И не красив и ничем не прославился.
Считали, что он не в ладах с головой.
Вот Люба Володю ухой накормила,
Потом одиночество их подружило.
В общагу Володя потом зачастил.
Нет! Не было чистого, сильного чувства,
Могучих страстей гормонального буйства.
Так просто Володя к Любаве ходил.
Пол века прошло. Всё в трудах да заботах.
Володя с Любавой при малых доходах,
Но тихо и дружно прожили вдвоем.
Детей восемь душ и четырнадцать внуков,
Свой собственный дом, грядки редьки и лука…
И рыбачить ещё ходят на водоём.
И часто в глаза они смотрят друг другу,
На лодке плывя по обычному кругу.
Глаза излучают такую любовь,
Что кажется, будто вчера поженились,
Былые мученья им словно приснились,
А месяц медовый взошел в душах вновь.
К дому по Бассейной, шестьдесят,
Подъезжает извозчик каждый день,
Чтоб везти комиссара в комиссариат -
Комиссару ходить лень.
Извозчик заснул, извозчик ждет,
И лошадь спит и жует,
И оба ждут, и оба спят:
Пора комиссару в комиссариат.
На подъезд выходит комиссар Зон,
К извозчику быстро подходит он,
Уже не молод, еще не стар,
На лице отвага, в глазах пожар -
Вот каков собой комиссар.
Он извозчика в бок и лошадь в бок
И сразу в пролетку скок.
Извозчик дернет возжей,
Лошадь дернет ногой,
Извозчик крикнет: "Ну!"
Лошадь поднимет ногу одну,
Поставит на земь опять,
Пролетка покатится вспять,
Извозчик щелкнет кнутом
И двинется в путь с трудом.
В пять часов извозчик едет домой,
Лошадь трусит усталой рысцой,
Сейчас он в чайной чаю попьет,
Лошадь сена пока пожует.
На дверях чайной - засов
И надпись: "Закрыто по случаю дров".
Извозчик вздохнул: "Ух, чертов стул!"
Почесал затылок и снова вздохнул.
Голодный извозчик едет домой,
Лошадь снова трусит усталой рысцой.
Наутро подъехал он в пасмурный день
К дому по Бассейной, шестьдесят,
Чтоб вести комиссара в комиссариат -
Комиссару ходить лень.
Извозчик уснул, извозчик ждет,
И лошадь спит и жует,
И оба ждут, и оба спят:
Пора комиссару в комиссариат.
На подъезд выходит комиссар Зон,
К извозчику быстро подходит он,
Извозчика в бок и лошадь в бок
И сразу в пролетку скок.
Но извозчик не дернул возжей,
Не дернула лошадь ногой.
Извозчик не крикнул: "Ну!"
Не подняла лошадь ногу одну,
Извозчик не щелкнул кнутом,
Не двинулись в путь с трудом.
Комиссар вскричал: "Что за черт!
Лошадь мертва, извозчик мертв!
Теперь пешком мне придется бежать,
На площадь Урицкого, пять".
Небесной дорогой голубой
Идет извозчик и лошадь ведет за собой.
Подходят они к райским дверям:
"Апостол Петр, отворите нам!"
Раздался голос святого Петра:
"А много вы сделали в жизни добра?"
- "Мы возили комиссара в комиссариат
Каждый день туда и назад,
Голодали мы тысячу триста пять дней,
Сжальтесь над лошадью бедной моей!
Хорошо и спокойно у вас в раю,
Впустите меня и лошадь мою!"
Апостол Петр отпер дверь,
На лошадь взглянул: "Ишь, тощий зверь!
Ну, так и быть, полезай!"
И вошли они в Божий рай.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
