Группой туристов
Кучно ступаем
Внутрь.
Душно и мглисто
В узких проходах
Тут.
Будто в ущельях,
Стены отвесны
Здесь.
В нишах и кельях
Ласточек гнёзда
Есть.
2.
Экскурсоводом
Церкви служитель
Нам.
Молча проходим
В средневековый
Храм.
В сумраке вязком
Сочной прохлады
Явь,
В храме армянском
Сплошь светотеней
Вязь.
В каменных сводах
Блики горящих
Свеч.
Будто бы в гротах,
Кверху восходит
Речь.
В сумрачном свете
Шёпот струится
Вглубь -
В тени столетий
С молитвословных
Губ.
3.
Гулок на плитах
Захоронений
Шаг…
Кончив молитву,
В летний выходим
Жар.
Звонкий и зрячий
Нас привечает
Лес,
А над Сурб-Хачем,
Небо являет
Крест*…
Примечания:
Сурб-Хач. Монастырский комплекс, расположенный в лесистой долине северо-западного склона горы Грыця(Святого Креста, Святая, Монастырская), в 3,5 км к юго-западу от города Старый Крым Кировского района Крыма.
Солхат – Старый Крым
*Небо являет крест… - Легенда гласит, что основатели монастыря Ованес Себастаци и его братья увидели в небе видение в виде креста, указавшего им на это место.
Сурб-Хач в переводе с армянского и есть Святой Крест. (Хач - крест). Хороший стих. А монастыри армянские, действительно, впечатляют лаконичностью экстерьера и скупостью интерьера. Но, поездив по Армении, понимаешь еще одну особенность - они просто уникально вписаны в ландшафт. (Нораванк, Гегарт, Севанованк, Агарцнаванк, Хор Вирап)...
Да, я уже где-то говорил, что после посещения монастыря и храма стал по другому относиться к Армении и её народу...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Юрка, как ты сейчас в Гренландии?
Юрка, в этом что-то неладное,
если в ужасе по снегам
скачет крови
живой стакан!
Страсть к убийству, как страсть к зачатию,
ослепленная и зловещая,
она нынче вопит: зайчатины!
Завтра взвоет о человечине...
Он лежал посреди страны,
он лежал, трепыхаясь слева,
словно серое сердце леса,
тишины.
Он лежал, синеву боков
он вздымал, он дышал пока еще,
как мучительный глаз,
моргающий,
на печальной щеке снегов.
Но внезапно, взметнувшись свечкой,
он возник,
и над лесом, над черной речкой
резанул
человечий
крик!
Звук был пронзительным и чистым, как
ультразвук
или как крик ребенка.
Я знал, что зайцы стонут. Но чтобы так?!
Это была нота жизни. Так кричат роженицы.
Так кричат перелески голые
и немые досель кусты,
так нам смерть прорезает голос
неизведанной чистоты.
Той природе, молчально-чудной,
роща, озеро ли, бревно —
им позволено слушать, чувствовать,
только голоса не дано.
Так кричат в последний и в первый.
Это жизнь, удаляясь, пела,
вылетая, как из силка,
в небосклоны и облака.
Это длилось мгновение,
мы окаменели,
как в остановившемся кинокадре.
Сапог бегущего завгара так и не коснулся земли.
Четыре черные дробинки, не долетев, вонзились
в воздух.
Он взглянул на нас. И — или это нам показалось
над горизонтальными мышцами бегуна, над
запекшимися шерстинками шеи блеснуло лицо.
Глаза были раскосы и широко расставлены, как
на фресках Дионисия.
Он взглянул изумленно и разгневанно.
Он парил.
Как бы слился с криком.
Он повис...
С искаженным и светлым ликом,
как у ангелов и певиц.
Длинноногий лесной архангел...
Плыл туман золотой к лесам.
"Охмуряет",— стрелявший схаркнул.
И беззвучно плакал пацан.
Возвращались в ночную пору.
Ветер рожу драл, как наждак.
Как багровые светофоры,
наши лица неслись во мрак.
1963
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.