Глаза цвета майского мёда,
волос рыжеватая пена
и нежно-покатые плечи -
судьба, устремлённая вдаль...
Последний гудок теплохода,
Дунай, сумасшедшая Вена,
и раны душевные лечит
с кормы доносящийся вальс...
А ветер - печальный и мудрый -
над палубой верхней хлопочет,
сдувая пылинки с одежды
накинутой наспех судьбы.
Он тщательно тени запудрит,
чтоб слёзы прощальные ночи
и вечную жалобу: «где ж ты?»,
с собой унести не забыл...
Но скоро исчезнет из вида
ночной силуэт теплохода:
три палубы, след за кормою,
гирлянды огней бортовых...
Останутся в памяти чьи-то
глаза цвета майского мёда,
и жест виноватый рукою...
И вальс наш - один на двоих...
Когда пароход отчалил, над Волгой уже синела летняя ночь. Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет. ("Солнечный удар" и. Бунин)
напомнило...
А баллы последние-из второй кучки даже (
Читала я Бунина "Солнечный удар" совсем недавно. Вы, Николай, мне очень польстили этим сравнением... Спасибо!
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
В те времена в стране зубных врачей,
чьи дочери выписывают вещи
из Лондона, чьи стиснутые клещи
вздымают вверх на знамени ничей
Зуб Мудрости, я, прячущий во рту
развалины почище Парфенона,
шпион, лазутчик, пятая колонна
гнилой провинции - в быту
профессор красноречия - я жил
в колледже возле Главного из Пресных
Озер, куда из недорослей местных
был призван для вытягиванья жил.
Все то, что я писал в те времена,
сводилось неизбежно к многоточью.
Я падал, не расстегиваясь, на
постель свою. И ежели я ночью
отыскивал звезду на потолке,
она, согласно правилам сгоранья,
сбегала на подушку по щеке
быстрей, чем я загадывал желанье.
1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.