Жизни. неведомой, сиюминутной, волшебной, капризной, легкомысленной и жестокой. безумно драгоценной и воистину прекрасной.
Если всё в вашей жизни сегодня не так. и случайно судьбе показали вы фак.
То ещё не диагноз, а так, прсто- фигли, а с кем не бывает
Если вдруг собеседник ваш просто дурак и его вы послали опять же на фак- нет, ещё не диагноз. Дебил он, и пусть отдыхает
Если белый вам свет стал сегодня не мил и душе тягомотно от яхт и от вилл- ну и что, нифига. А давайте, друзья, выпьем вотки
И несётся стремглав круговерть трудодней, и кому-то уже станет жить просто лень.. потому что не та всё кружит карусель.
Ну и што? да фигня, за него мы сейчас выпьем вотки.
А назавтра крутой министерский портфель, деньги, бляди, дела, в горных альпах метель. Надоело уже. Мы за всех вас сейчас. Выпьем вотки.
И уже раздувает счета от нулей. А в России все та же опять канитель. Измеряем на граммы кто рис, кто хамон, а кто чистое злато
И смеюцца над нами они, им не лень
Што ж вы нищие все. Прям сегодня. Весь день. Мы эаходим в отель- оба-на,
Здесь- сума. А вчера типа были богаты
Но не дремлют волхвы. От беды и сумы и от чёрной чумы вы спасали нас,
значит, опять же спасёте.
И поэтому я, всех душою храня, не кляня, не скорбя, и отчизну любя,
Завершаю сей опус. На столь жизнерадостной ноте
Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров...
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт...
Ты скажешь - где-то там на полигоне
Два клоуна засели - Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
- До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.
Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет -
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней...
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен...
Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато...
Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать -
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.
Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...
Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы - до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород...
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
- Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно - поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.
Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает -
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.
Май - 4 июня 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
