Мир, как свадебный торт -
многослойный, нарядный и праздничный -
улыбается глянцево
с гладких журнальных страниц:
карнавальное Рио, мосты над Невой, Тула пряничная,
Трафальгар, Колизей, Амстердам, Самарканд, Биарриц...
Прислонившись щекой к чемодану,
до дырок затёртому,
я закрою глаза и отправлюсь в невидимый путь,
на часах - ровно десять утра,
самолёт - в пол-четвёртого,
коридорами сна
в город мой поспешу ускользнуть.
...Лица улиц мелькают
забытыми бледными кадрами,
на деревьях не счесть всех колец -
и потерь, и побед.
Паутина из пыли и слов под седыми аркадами
старых храмов,
в которых не раз я давала обет -
не блуждать до зари
переулками лающей памяти,
выходя, как всегда,
в хрипоту и туман тупиков;
не молить о любви
на заплёванной нечистью паперти;
не искать глубины в голубиных глазах дураков.
Под плащом незаметна праща,
и в сумятице площади
я рискую подставить под камень открытый висок.
Грузным мячиком
катится под ноги загнанной лошади
шар земной -
в многолюдности древней, как перст, одинок...
***
...Мир, что твой чемодан -
с уголками до дырок затёртыми,
улыбнётся устало - не глянцево! -
с книжных страниц.
На часах ровно три. Тишина.
Самолёт - в пол-четвёртого.
Я забыла, куда же лечу - в Самарканд? в Биарриц?..
Какая осень!
Дали далеки.
Струится небо,
землю отражая.
Везут медленноходые быки
тяжелые телеги урожая.
И я в такую осень родилась.
Начало дня
встает в оконной раме.
Весь город пахнет спелыми плодами.
Под окнами бегут ребята в класс.
А я уже не бегаю - хожу,
порою утомляюсь на работе.
А я уже с такими не дружу,
меня такие называют "тетей".
Но не подумай,
будто я грущу.
Нет!
Я хожу притихшей и счастливой,
фальшиво и уверенно свищу
последних фильмов легкие мотивы.
Пойду гулять
и дождик пережду
в продмаге или в булочной Арбата.
Мы родились
в пятнадцатом году,
мои двадцатилетние ребята.
Едва встречая первую весну,
не узнаны убитыми отцами,
мы встали
в предпоследнюю войну,
чтобы в войне последней
стать бойцами.
Кому-то пасть в бою?
А если мне?
О чем я вспомню
и о чем забуду,
прислушиваясь к дорогой земле,
не веря в смерть,
упрямо веря чуду.
А если мне?
Еще не заржаветь
штыку под ливнем,
не размыться следу,
когда моим товарищам пропеть
со мною вместе взятую победу.
Ее услышу я
сквозь ход орудий,
сквозь холодок последней темноты...
Еще едят мороженое люди
и продаются мокрые цветы.
Прошла машина,
увезла гудок.
Проносит утро
новый запах хлеба,
и ясно тает облачный снежок
голубенькими лужицами неба.
1935
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
