В темноте, в пустоте я ищу ощущение горя —
Нестерпимой потери, теснины восставших часов.
А на фоне песка допустимо условного моря
Отчужденно качаются чаши ничейных весов.
Частота унижений внезапно влечение множит,
Приводя в исступленье сознание, руша дотла…
Время наших отцов приросло к нашей женственной коже
И безволия пламенем пышет жестокая мгла.
До рождения сломан хребет, обескровлены жилы,
И завидною кажется участь простого червя —
Он беспечно правдив, обживая пространство могилы,
Пища птиц или рыб; я с ним рядом — творения тля.
Не настанет тот день — воздаянья, раскаянья, скорби,
Не случится судья, чей бы я различил приговор…
Я ведь, в сущности, призрак, пустивший истлевшие корни
В прежде-надцатый век; я — души своей девственной вор.
Свет погасят. Ни улицы, ни двора.
Спят в раю, но в рай тебе не попасть.
– Видишь, ровное минное поле? Пора, –
кто-то скажет. – Господи, Твоя власть.
И по полю минному, напрямик...
что жалеть, бояться теперь чего?
Поплетешься, двоечник-ученик,
и сто раз подорвешься. А до Него
далеко. Но пробьется небесный свет,
и в кармане засвищут вдруг соловьи,
и Он спросит, – Не больно, не страшно? Нет?
– Нет, не страшно, тут, Господи, все свои.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
