Вечерние нечеты трутся по темным углам,
приглушены мысли, и свет, и ворчание джезвы,
и время стоит... Все, в итоге, находится там...
где мама, и рама, и я так талантливо трезвый.
Белесые сумерки в смятых коленях зажав,
мы медленно вытремся, словно орлы на монетах.
Портреты на стенах приветливо смотрят: чужак.
Но это не мне ведь, я не отражаюсь в портретах,
как дальний гудок на реке, что прилип к тишине: —
печален в пиру, подозрительно весел на тризне. —
Мы выглядим, будто мы все победили в войне,
вот только не знаем, что делать с осколками жизни...
Бумага терпела, велела и нам
от собственных наших словес.
С годами притёрлись к своим именам,
и страх узнаванья исчез.
Исчез узнавания первый азарт,
взошло понемногу быльё.
Катай сколько хочешь вперёд и назад
нередкое имя моё.
По белому чёрным сто раз напиши,
на улице проголоси,
чтоб я обернулся — а нет ни души
вкруг недоуменной оси.
Но слышно: мы стали вась-вась и петь-петь,
на равных и накоротке,
поскольку так легче до смерти терпеть
с приманкою на локотке.
Вот-вот мы наделаем в небе прорех,
взмывая из всех потрохов.
И нечего будет поставить поверх
застрявших в машинке стихов.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
