Без наглого зубила,
без визжащего резца -
посредством авторучки и бумаги -
взрастают и летят стихи-миры из рук творца
над миром грубой прозы.
Тлеют флаги,
вожди тасуют карты, острова и города,
мигрирует по кругу поголовье
и мелкого, и крупного,
но всё-таки скота,
и случки называются любовью.
На бреющем крылатят стихотворные миры.
Внизу, распространяя смрадный запах,
стишата-кошки лезут в обветшалые дворы,
словесный сор несут на грязных лапах.
Раздвинув носом занавес из мокрых простыней,
взобравшись на кривую табуретку,
плетут рифмовки пошлые собранию свиней
и сыплют бисер мелкий.
...Знаю, редко
встречаются в природе стихотворные миры,
мигрирует по кругу поголовье,
но мелок этот круг -
лишь обветшалые дворы
да случки, что считаются любовью.
В тот год была неделя без среды
И уговор, что послезавтра съеду.
Из вторника вели твои следы
В никак не наступающую среду.
Я понимал, что это чепуха,
Похмельный крен в моем рассудке хмуром,
Но прилипающим к стеклу лемуром
Я говорил с тобой из четверга.
Висела в сердце взорванная мина.
Стояла ночь, как виноватый гость.
Тогда пришли. И малый атлас мира
Повесили на календарный гвоздь.
Я жил, еще дыша и наблюдая,
Мне зеркало шептало: "Не грусти!"
Но жизнь была как рыба молодая,
Обглоданная ночью до кости, –
В квартире, звездным оловом пропахшей,
Она дрожала хордовой струной.
И я листок твоей среды пропавшей
Подклеил в атлас мира отрывной.
Среда была на полдороге к Минску,
Где тень моя протягивала миску
Из четверга, сквозь полог слюдяной.
В тот год часы прозрачные редели
На западе, где небо зеленей, –
Но это ложь. Среда в твоей неделе
Была всегда. И пятница за ней,
Когда сгорели календарь и карта.
И в пустоте квартиры неземной
Я в руки брал то Гуссерля, то Канта,
И пел с листа. И ты была со мной.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
