Я помню- клеили обои
однажды зимнею порой.
Нас было много. Целых трое.
Лиса, котэ, койот-герой.
А водки было как обычно-
немного, литра так четыре.
И тост наш первый(так привычней)
за русский мир. Во всём чтоб мире!
А тост второй – за беспузырность.
И третий – за шпатлёвки слой.
Восьмой- за удаль и настырность.
За наглость тоже, крым с тобой!
И вот уже – панк-рок погромче
и дядя Дима в дикий пляс,
вверх флаг РФ, кирпич в оконце-
гусар, гуляка, лоботряс...
Стихи, дуэты-пируэты,
тут лампа, лопнув, загорелась…
Ремонт, ремонт- прекрасно это!
Забавно пилось, славно пелось.
Стучат соседи в батареи-
им неприятен наш кураж,
неясны помыслы, идеи.
Каков типаж - таков пассаж!
Так до полуночи крутилось-
за криком бег, за бегом прыг.
Ремонт, ремонт- такая милость.
Он апогея уж достиг.
Нас было много, было трое
Бокал в руке, во взгляде сталь.
Мы клеили всю ночь обои.
Но печень всё ж немного жаль…
Говори. Что ты хочешь сказать? Не о том ли, как шла
Городскою рекою баржа по закатному следу,
Как две трети июня, до двадцать второго числа,
Встав на цыпочки, лето старательно тянется к свету,
Как дыхание липы сквозит в духоте площадей,
Как со всех четырех сторон света гремело в июле?
А что речи нужна позарез подоплека идей
И нешуточный повод - так это тебя обманули.
II
Слышишь: гнилью арбузной пахнул овощной магазин,
За углом в подворотне грохочет порожняя тара,
Ветерок из предместий донес перекличку дрезин,
И архивной листвою покрылся асфальт тротуара.
Урони кубик Рубика наземь, не стоит труда,
Все расчеты насмарку, поешь на дожде винограда,
Сидя в тихом дворе, и воочью увидишь тогда,
Что приходит на память в горах и расщелинах ада.
III
И иди, куда шел. Но, как в бытность твою по ночам,
И особенно в дождь, будет голою веткой упрямо,
Осязая оконные стекла, программный анчар
Трогать раму, что мыла в согласии с азбукой мама.
И хоть уровень школьных познаний моих невысок,
Вижу как наяву: сверху вниз сквозь отверстие в колбе
С приснопамятным шелестом сыпался мелкий песок.
Немудрящий прибор, но какое раздолье для скорби!
IV
Об пол злостью, как тростью, ударь, шельмовства не тая,
Испитой шарлатан с неизменною шаткой треногой,
Чтоб прозрачная призрачная распустилась струя
И озоном запахло под жэковской кровлей убогой.
Локтевым электричеством мебель ужалит - и вновь
Говори, как под пыткой, вне школы и без манифеста,
Раз тебе, недобитку, внушают такую любовь
Это гиблое время и Богом забытое место.
V
В это время вдовец Айзенштадт, сорока семи лет,
Колобродит по кухне и негде достать пипольфена.
Есть ли смысл веселиться, приятель, я думаю, нет,
Даже если он в траурных черных трусах до колена.
В этом месте, веселье которого есть питие,
За порожнею тарой видавшие виды ребята
За Серегу Есенина или Андрюху Шенье
По традиции пропили очередную зарплату.
VI
После смерти я выйду за город, который люблю,
И, подняв к небу морду, рога запрокинув на плечи,
Одержимый печалью, в осенний простор протрублю
То, на что не хватило мне слов человеческой речи.
Как баржа уплывала за поздним закатным лучом,
Как скворчало железное время на левом запястье,
Как заветную дверь отпирали английским ключом...
Говори. Ничего не поделаешь с этой напастью.
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.