Когда во мраке плещется Донец,
а на начало восстает конец,
тогда рычат взаправдашние тигры,
и Жизнь, дитя ещё, играет в свои игры.
В Европе Боинги взлетают косяками,
и воздух пробуют озябшими руками,
война за мир воюет на Донбассе,
и человеков на шашлык колбасит.
Хазария кругом и армии армада.
Луганск и Лисичанск уже преддверье ада.
Солирует трубач в степи иерихонской
и падают тела в зеленый щавель конский.
Волнуется огонь, гудит под нос, гундосит,
и Марсу на порог дары свои приносит -
железо и людей, погонщиков и стадо,
и требует взамен три колесницы Града.
А в Газе газзоват, еврей гнобит араба,
и как там не крути, а рак не круче краба.
Гробы из граба лучше, чем из бука.
В наш дом приходит Смерть, как водится, без стука.
Блестит Владивосток китайскою звездою,
а век наш с каждым днем все ближе к мезозою,
Великий мудрый Пу вновь делает вираж,
Восторженный плебей визжит: "Крымнаш! Крымнаш!"
Как не видать теперь Обаме рельсы БАМа,
так нам не целовать ни фрау, ни мадаму.
Как мантру мы твертим про Мориса Тореза,
и глупость признаем за таинство прогресса.
Дымит Армагеддон, иль сопло террикона,
а в хатке вековой кровит в углу икона.
На желтом минном поле зреет море хлеба,
а мертвые глаза глядят в пустыню неба.
Кадыровский чечен славянского разлива
Народ свой предает с улыбкой, горделиво,
он оккупантский стяг лелеит на плече,
и говорит: "Земляк" про каманданте Че.
Лабазный коммунизм и Овощ самодержный,
здесь ватник эталон надежды и одежды.
Орда берет своё, но похищает имя,
и катится "Ура!" от Мурманска до Крыма.
Красавицу Любовь и Ненависть уродку
От прелестей войны спасает только водка.
Два ворона во сне по-ангельски судачат,
И молится за нас распутная Удача.
Огромная Луна, взойдя над горизонтом,
Парит, как лысый Бог, над Понтом, светит спонтом,
И шепчет ветер тополю псалмы,
И поминаем Севастополь мы...
Девочке медведя подарили.
Он уселся, плюшевый, большой,
Чуть покрытый магазинной пылью,
Важный зверь с полночною душой.
Девочка с медведем говорила,
Отвела для гостя новый стул,
В десять спать с собою уложила,
А в одиннадцать весь дом заснул.
Но в двенадцать, видя свет фонарный,
Зверь пошел по лезвию луча,
Очень тихий, очень благодарный,
Ножками тупыми топоча.
Сосны зверю поклонились сами,
Все ущелье начало гудеть,
Поводя стеклянными глазами,
В горы шел коричневый медведь.
И тогда ему промолвил слово
Облетевший многодумный бук:
— Доброй полночи, медведь! Здорово!
Ты куда идешь-шагаешь, друг?
— Я шагаю ночью на веселье,
Что идет у медведей в горах,
Новый год справляет новоселье.
Чатырдаг в снегу и облаках.
— Не ходи, тебя руками сшили
Из людских одежд людской иглой,
Медведей охотники убили,
Возвращайся, маленький, домой.
Кто твою хозяйку приголубит?
Мать встречает где-то Новый год,
Домработница танцует в клубе,
А отца — собака не найдет.
Ты лежи, медведь, лежи в постели,
Лапами не двигай до зари
И, щеки касаясь еле-еле,
Сказки медвежачьи говори.
Путь далек, а снег глубок и вязок,
Сны прижались к ставням и дверям,
Потому что без полночных сказок
Нет житья ни людям, ни зверям.
1939
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
