Если теория относительности подтвердится, то немцы скажут, что я немец, а французы — что я гражданин мира; но если мою теорию опровергнут, французы объявят меня немцем, а немцы - евреем
Я писала стихи про Победу,
А в городе плакали.
В каждом доме «Землянка»
Вспомянута нынче была.
И смотрел «Детский мир» на меня
Разноцветными танками,
И меж стекол оконных, как мессер,
Жужжала пчела.
А в застолье хмельном
В темно-синем костюме бостоновом,
Припадая к старухиным,
Некогда пышным, плечам:
Незастенчиво,
Хрипло,
Натужно,
Протяжно,
Со стонами
Пел солдат и медалями ратными
Скупо бренчал.
А еще он плясал.
И его деревянная правая
Попадала не в такт
И стучала о пол тяжело.
А жена его
Гладила пальцами скатерть и плакала,
А вдова его друга шептала: «Тебе повезло...»
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
