Мы увидим пустые башни сгоревших танков, рваных гусениц спотыкающиеся следы, блики солнца, освещающие фанданго испаряющихся частичек гнилой воды. Мы запомним насквозь просвечивающие окна, скелеты башен, арматурины и бетон, это будет – прошу запомнить – такой урок нам, будто ухнуло близко к тысяче мегатонн. Мы увидим плешивых мальчиков на карачках, собирающих на земле дождевых мокриц: овощная диета станет теперь червячной, слизняковой, омерзительной изнутри и снаружи. Не стесняйтесь смотреть на женщин: без панели после бойни не проживёшь, и казалось бы, женщин стало намного меньше, потому что половина пошла под нож, а панель разрослась, стала важной и повсеместной, и на кладбище, среди чёрных пустых могил, можно снять себе на ночь отличнейшую невесту, забывая даже о том, что кругом враги. Мы увидим обломки жёлтого бундестага, «Тауэр Бридж», переломанный пополам, это будет почти невидимая атака, превращающая людей в бесполезный хлам, мы увидим такую боль и такую мерзость, до какой далеко любой мировой войне. Не забудьте: на рукавах – группа и резус. Ваша кровь пригодится другим. Если нет – так нет.
Мы увидим прекрасных женщин в простых одеждах, преимущественно жёлто-розовые тона, разукрашенные кадиллаковые кортежи, предвещающие, что следом идёт весна, мы почувствуем, как пахнет сирень и липы, как палитра становится ярче и мягче кисть, мир в траве и цветах, превращаясь в коммуну хиппи, заливается соловьивисто словом «peace». Мы почувствуем, как природа нам дышит в щёку, запах поля, запах праздничных васильков, по ночам мы превращаемся в звездочётов, наблюдающих путезвёздное молоко. Это что-то такое чистое и простое, что словами, порой мне кажется, не объять, ради этого стоит жить, безусловно стоит (и порой ради этого даже стоит стрелять), это наш бесконечный праздник, дорога к дому, знак вселенской гармонии, правильная тюрьма, где отныне зовётся другом любой знакомый, где отныне неисчерпаемы закрома. Мы увидим всё это, мы – жители преисподней – и войдём в этот рай через самый парадный вход. Мы свободны насколько – куда уж ещё свободней, - что одним только чувством свободы растопим лёд.
Мои милые, вот вы думаете: что здесь правда?
Про любовь я не вру или, может быть, про войну?
Ожидание рая чуть лучше, чем муки ада,
То есть в мокром окопе страшней, чем в сухом плену.
Препарируйте мир, изучайте его под лупами,
Утверждайте, мол, мы с будущим говорим.
Жизнь – это тест Роршаха, мои глупые,
Каждый видит в ней то, что
У
Него
Внутри.
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
