Мы увидим пустые башни сгоревших танков, рваных гусениц спотыкающиеся следы, блики солнца, освещающие фанданго испаряющихся частичек гнилой воды. Мы запомним насквозь просвечивающие окна, скелеты башен, арматурины и бетон, это будет – прошу запомнить – такой урок нам, будто ухнуло близко к тысяче мегатонн. Мы увидим плешивых мальчиков на карачках, собирающих на земле дождевых мокриц: овощная диета станет теперь червячной, слизняковой, омерзительной изнутри и снаружи. Не стесняйтесь смотреть на женщин: без панели после бойни не проживёшь, и казалось бы, женщин стало намного меньше, потому что половина пошла под нож, а панель разрослась, стала важной и повсеместной, и на кладбище, среди чёрных пустых могил, можно снять себе на ночь отличнейшую невесту, забывая даже о том, что кругом враги. Мы увидим обломки жёлтого бундестага, «Тауэр Бридж», переломанный пополам, это будет почти невидимая атака, превращающая людей в бесполезный хлам, мы увидим такую боль и такую мерзость, до какой далеко любой мировой войне. Не забудьте: на рукавах – группа и резус. Ваша кровь пригодится другим. Если нет – так нет.
Мы увидим прекрасных женщин в простых одеждах, преимущественно жёлто-розовые тона, разукрашенные кадиллаковые кортежи, предвещающие, что следом идёт весна, мы почувствуем, как пахнет сирень и липы, как палитра становится ярче и мягче кисть, мир в траве и цветах, превращаясь в коммуну хиппи, заливается соловьивисто словом «peace». Мы почувствуем, как природа нам дышит в щёку, запах поля, запах праздничных васильков, по ночам мы превращаемся в звездочётов, наблюдающих путезвёздное молоко. Это что-то такое чистое и простое, что словами, порой мне кажется, не объять, ради этого стоит жить, безусловно стоит (и порой ради этого даже стоит стрелять), это наш бесконечный праздник, дорога к дому, знак вселенской гармонии, правильная тюрьма, где отныне зовётся другом любой знакомый, где отныне неисчерпаемы закрома. Мы увидим всё это, мы – жители преисподней – и войдём в этот рай через самый парадный вход. Мы свободны насколько – куда уж ещё свободней, - что одним только чувством свободы растопим лёд.
Мои милые, вот вы думаете: что здесь правда?
Про любовь я не вру или, может быть, про войну?
Ожидание рая чуть лучше, чем муки ада,
То есть в мокром окопе страшней, чем в сухом плену.
Препарируйте мир, изучайте его под лупами,
Утверждайте, мол, мы с будущим говорим.
Жизнь – это тест Роршаха, мои глупые,
Каждый видит в ней то, что
У
Него
Внутри.
Еще скрежещет старый мир,
И мать еще о сыне плачет,
И обносившийся жуир
Еще последний смокинг прячет,
А уж над сетью невских вод,
Где тишь – ни шелеста, ни стука –
Всесветным заревом встает
Всепомрачающая скука.
Кривит зевотою уста
Трибуна, мечущего громы,
В извивах зыбкого хвоста
Струится сплетнею знакомой,
Пестрит мазками за окном,
Где мир, и Врангель, и Антанта,
И стынет масляным пятном
На бледном лике спекулянта.
Сегодня то же, что вчера,
И Невский тот же, что Ямская,
И на коне, взамен Петра,
Сидит чудовище, зевая.
А если поступью ночной
Идет прохожий торопливо,
В ограде Спаса на Сенной
Увидит он осьмое диво:
Там, к самой паперти оттерт
Волной космического духа,
Простонародный русский черт
Скулит, почесывая ухо.
1920
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
