Мой Гумилёв не дожил до ГУЛАГа,
До урок, марширующих, что рать,
До мест, где заключённый, как собака,
Свой жалкий пай пытается урвать,
До голода, до заковских вагонов,
До рельсов, уходящих в никуда,
До низостных шаблонных эпигонов
Его литературного труда,
До Ани, утопающей в блокаде,
До Лены, умирающей в нигде,
До типовых хрущёвок в Ленинграде,
До седины в обвислой бороде,
До строящих амурскую дорогу
В бескрайних рамках нового пути.
Мой Гумилёв не дожил. Слава Богу.
Какое счастье – вовремя уйти.
А я смотрю на мир и мне противны
Политкорректность, ложь, кирпичность лбов,
Поп-звёзды, графоманы и кретины,
Синдром освободившихся рабов,
Излишняя – до глупости – свобода,
Ударившая, как электрошок.
Иосиф Бродский умер. Слава Богу.
Пожалуй, тоже вовремя ушёл.
Симонов и Сельвинский стоят, обнявшись,
смотрят на снег и на танковую колею.
– Костя, скажите, кто это бьет по нашим?
– Те, кого не добили, по нашим бьют.
Странная фотокамера у военкора,
вместо блокнота сжимает рука планшет.
– Мы в сорок третьем освободили город?
– Видите ли, Илья, выходит, что нет.
Ров Мариуполя с мирными — словно под Керчью.
И над Донбассом ночью светло как днем.
– Чем тут ответить, Илья, кроме строя речи?
– Огнем, — повторяет Сельвинский. —
Только огнем.
2022
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
