Миллионы фантазий нас проведут
По заброшенным тропам небытия,
Где когда-то царили добро и уют,
Где был каждый наивен и чист как дитя.
Нам осталось гадать по замшелым камням,
Чем же так мироздание обидели мы,
Что полцарства теперь отдают за коня
И живут без ума, от сумы до тюрьмы…
Оглянись!
Этот ветер-предатель не смеет скомкать
То, что жизнь
Отняла у тебя и дарила опять.
Может, зря
Ты поверил в посул чужеродных богов…
А в полях
Отражается небо в глазах васильков…
В гря́зи тоже, бывает, находят алмаз,
И нехоженый лес дарит тайны свои.
Может, кто-то когда-то молился за нас,
Что родиться нам всем суждено от любви?
Мы врываемся в мир, полный боли и слез,
С беззаботной улыбкой на детских губах –
Это мудрость земли, это с нами Христос,
Кришна с Буддой, пророк Моисей и Аллах.
Ты в Христе!
Ты с незыблемой верой пойдешь хоть куда,
Чтоб во тьме
Постоянно горела любовь как звезда.
И уже
Не страшны отраженья озлобленных лиц,
А в душе,
Как весною шальной, щебетание птиц…
Непременно однажды наступит рассвет,
Чтобы краски свои подарить лишь тебе.
Будет помнить Вселенная тысячи лет
Про дыханье любви в обновленной судьбе.
И не нужно гадать разговоры и взгляд –
Небо знает уже обо всем наперед.
Утекут эти дни, и года пролетят –
От тебя твое счастье уже не уйдет.
Ты без дня
Сможешь просто прожить, но не сможешь пропеть.
Без огня
Ты согреешься, но не сумеешь согреть.
Горя прах
Унесется по ветру чуть погодя…
А в горах
Снова запах озона после дождя…
Обожди!
Соберется в кулак боль истерзанных душ,
А дожди
Выпьют этот содом затерявшихся луж.
Чудеса
Тяжелы, но бывают один раз в году…
А в лесах
Так же стонут кукушки себе на беду…
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
