Сидит на голой крыше домовой
весь белый под таким же белым светом
Луны, курится пылью мостовой
проспект, но наша песня не об этом.
По будням нет цветных, и дом пустой
без гама разношёрстного базара
спокойно млеет тихой красотой
и крыша никуда не уезжала.
Неровности впиваются в костяк –
сидеть на крыше очень неудобно,
но гвалт цветных наехавших трудяг
загнал сюда, где тихо и свободно.
))
Че он там курит, весь в анжамбеманах,
На голой крыше, сам такой же в белом? -
Уже и черепица покраснела,
И крутят сон цветной на всех экранах...
Вапще, чтоб вниз антенна не слетела,
К кину цветному надо толеран...ах!
О, боже, черепица покраснела?
Надеюсь не от крови, просто жарко?
Впивается зубастая богема
в сюжет, где он, она, американка,
Луна, косяк, антенна, допинг, страсти.
Она глупа, но внешность – диво дивы,
серьёзен он, умён и на контрасте –
богат, но страшен. Телеобъективы
изнанку крыши подают горячей
на блюде ненасытного экрана,
смакует плебс по вечерам на даче
подробные мученья маргинала.
))
Ща весь бомонд подтянется на крышу,
И бедный домовой к волкам слиняет –
В их приземленном беспонтовом крае
Мыльных шаров полет не уважают.
Тут больше классика приходится по вкусу –
«Ушанка красная» приличного француза.
Сидит на крыше ночью домовой
не потому, что очень одиноко,
а просто чуточку видней дорога,
за горизонт струящей бечевой,
и потому, что звёзды не мешают
смотреть цветные мысли наяву
и по нездешнему чьему-то волшебству
дивиться неизведанному краю.
))
Жаль, что не Домовой разносит по ночам цветные сны...
ну кто знает...))
Был у нас когда-то Автор.
Это его стихотворение. Вы напомнили мне Андрея...
Otvertka. Пой, ангел, пой
О прошедшем пока не скажу - не пора,
А о будущем знаете сами.
На балкон ко мне ангел спустился вчера,
На веревке присев меж трусами.
«Чё те надобно, падла?» - спросил я его,
Богом данное имя сковеркав.
Ангел плакал и мне не сказал ничего,
Потому что он прибыл с проверкой.
Ну и ладно, смотри; я живу, не таясь,
Да и смерть мне проста, как обуться.
Я бутылочку на стол холодную - хрясь;
Помидоры порезал на блюдце.
Взял его за крыло и на кухню принёс,
И к утру он проверку закончил.
Стол пустой, но в глазах больше не было слёз.
Жаль, сожрал он последний лимончик…
Ну и пусть, но зато он утешен ушёл -
Через дверь, как обычные люди.
Этой ночью со мной пел он так хорошо,
Как на небе, пожалуй, не будет.
спасибо, Роза
черт его знает, когда за тобой ангела принесет...
А это подробнее
http://www.reshetoria.ru/govorit_reshetoriya/dnevnik_sayta/news5821.php
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Старик с извилистою палкой
И очарованная тишь.
И, где хохочущей русалкой
Над мертвым мамонтом сидишь,
Шумит кора старинной ивы,
Лепечет сказки по-людски,
А девы каменные нивы -
Как сказки каменной доски.
Вас древняя воздвигла треба.
Вы тянетесь от неба и до неба.
Они суровы и жестоки.
Их бусы - грубая резьба.
И сказок камня о Востоке
Не понимают ястреба.
стоит с улыбкою недвижной,
Забытая неведомым отцом,
и на груди ее булыжной
Блестит роса серебрянным сосцом.
Здесь девы срок темноволосой
Орла ночного разбудил,
Ее развеянные косы,
Его молчание удлил!
И снежной вязью вьются горы,
Столетних звуков твердые извивы.
И разговору вод заборы
Утесов, свержу падших в нивы.
Вон дерево кому-то молится
На сумрачной поляне.
И плачется, и волится
словами без названий.
О тополь нежный, тополь черный,
Любимец свежих вечеров!
И этот трепет разговорный
Его качаемых листов
Сюда идет: пиши - пиши,
Златоволосый и немой.
Что надо отроку в тиши
Над серебристою молвой?
Рыдать, что этот Млечный Путь не мой?
"Как много стонет мертвых тысяч
Под покрывалом свежим праха!
И я последний живописец
Земли неслыханного страха.
Я каждый день жду выстрела в себя.
За что? За что? Ведь, всех любя,
Я раньше жил, до этих дней,
В степи ковыльной, меж камней".
Пришел и сел. Рукой задвинул
Лица пылающую книгу.
И месяц плачущему сыну
Дает вечерних звезд ковригу.
"Мне много ль надо? Коврига хлеба
И капля молока,
Да это небо,
Да эти облака!"
Люблю и млечных жен, и этих,
Что не торопятся цвести.
И это я забился в сетях
На сетке Млечного Пути.
Когда краснела кровью Висла
И покраснел от крови Тисс,
Тогда рыдающие числа
Над бледным миром пронеслись.
И синели крылья бабочки,
Точно двух кумирных баб очки.
Серо-белая, она
Здесь стоять осуждена
Как пристанище козявок,
Без гребня и без булавок,
Рукой указав
Любви каменной устав.
Глаза - серые доски -
Грубы и плоски.
И на них мотылек
Крыльями прилег,
Огромный мотылек крылами закрыл
И синее небо мелькающих крыл,
Кружевом точек берег
Вишневой чертой огонек.
И каменной бабе огня многоточие
Давало и разум и очи ей.
Синели очи и вырос разум
Воздушным бродяги указом.
Вспыхнула темною ночью солома?
Камень кумирный, вставай и играй
Игор игрою и грома.
Раньше слепец, сторох овец,
Смело смотри большим мотыльком,
Видящий Млечным Путем.
Ведь пели пули в глыб лоб, без злобы, чтобы
Сбросил оковы гроб мотыльковый, падал в гробы гроб.
Гоп! Гоп! В небо прыгай гроб!
Камень шагай, звезды кружи гопаком.
В небо смотри мотыльком.
Помни пока эти веселые звезды, пламя блистающих звезд,
На голубом сапоге гопака
Шляпкою блещущий гвоздь.
Более радуг в цвета!
Бурного лета в лета!
Дева степей уж не та!
1919
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.