"во всех пределах мира знаменит
летает там с улыбкой неизменной
и темнота уже не так страшит
когда есть близкий кто-то во вселенной"
Андрей Мартынов
-1-
В последнее время Юра был сам не свой:
молчал; уходил без предупреждения;
не позволял никому рядом с собой
на переднее сесть сидение,
озирался, всё время заглядывал в зеркало;
сворачивал узкими улицами,
будто искал лазейку;
паспорта не давал никому,
говорил только: "Юрий Гагарин, лётчик",
если не узнавали - добавлял:
"космонавт, но – тсс..."
– к непознаваемому...
– что вы несёте!?
– прикоснись.
стрелка переплывает переплыла
по этой реке унлала инлалала
Чем ты заплатишь?
– По кусочкам млечным путём
а когда он закончится? – оммммммм
-2-
После всей шумихи, полётов и испытаний –
на каждом углу: "Гагарин... гага... Гагарин".
А потом генералы и маршалы
встают рядом на весы –
всего космоса массы
их подбрасывают.
Субординация, маршал, не сцы,
море жизни мы так и будем
через трубочку втягивать –
чудо, а потом будни, будни, будни...
Была ли магия?
Было ли?
Поплавал, всё топливо выплавил,
а после... Воздух земной – мёд липовый –
дурманит и душит, как тлю.
Для тех, кто был в холоде Кельвинском,
иначе звучит "люблю".
-3-
Орск-Кустанай-Амангельды,
в достатке пищи и воды,
но страшно, холодно и скучно,
где тьма вселенская гудит
и шар земной, как шар воздушный,
проколется того гляди
(и сквозь прокол всё зло уйдёт,
и приземляться станет негде).
Пульсирует
собачий вальс частот
игольным блеском в небе.
-4-
Сейчас, вчера, Тобольск ли, районо...
На стену время загоняет Белку.
Ты улетела радиоволной,
шла через космос точкой мелкой
на осциллографе – вверх-вниз-вверх –
Союз Советский, твой хозяин, изверг
прощупывал тобою горизонт
и космос, как орешек, раскололся.
Два раза в день тянулась ты на звон,
как к солнечным лучам – колосья –
рефлекс и в мёрзлом вакууме условен
и верхним слоем
нанесён на эго.
Вот так вот, будучи безродным, беглым
возможно было воспарить (но против воли)
и в невесомости почувствовать немного,
но больше, чем когда- нибудь и кто-
и перейти на несколько витков
границы притяжения земного.
-5-
Гагарин шёл, и брал себе газету
"Разбился... Испытатель... Так и так...
герой народный..." рот кривился дзетой,
земля качалась, словно на китах.
И бились, как аккорды, фразы эти,
а музыка гремела и росла
так, будто повернулось всё на свете
при помощи гигантского весла.
Скоро, скоро будет теплынь,
долголядые май-июнь.
Дотяни до них, доволынь.
Постучи по дереву, сплюнь.
Зренью зябкому Бог подаст
на развод золотой пятак,
густо-синим зальёт Белфаст.
Это странно, но это так.
2
Бенджамину Маркизу-Гилмору
Неподалёку от казармы
живёшь в тиши.
Ты спишь, и сны твои позорны
и хороши.
Ты нанят как бы гувернёром,
и час спустя
ужо возьмёт тебя измором
как бы дитя.
А ну вставай, учёный немец,
мосье француз.
Чуть свет и окне — готов младенец
мотать на ус.
И это лучше, чем прогулка
ненастным днём.
Поправим плед, прочистим горло,
читать начнём.
Сама достоинства наука
у Маршака
про деда глупого и внука,
про ишака —
как перевод восточной байки.
Ах, Бенджамин,
то Пушкин молвил без утайки:
живи один.
Но что поделать, если в доме
один Маршак.
И твой учитель, между нами,
да-да, дружок...
Такое слово есть «фиаско».
Скажи, смешно?
И хоть Белфаст, хоть штат Небраска,
а толку что?
Как будто вещь осталась с лета
лежать в саду,
и в небесах всё меньше света
и дней в году.
3. Баллимакода
За счастливый побег! — ничего себе тост.
Так подмигивай, скалься, глотай, одурев не
от виски с прицепом и джина внахлёст,
четверть века встречая в ирландской деревне.
За бильярдную удаль крестьянских пиров!
И контуженый шар выползает на пузе
в электрическом треске соседних шаров,
и улов разноцветный качается в лузе.
А в крови «Джонни Уокер» качает права.
Полыхает огнём то, что зыбилось жижей.
И клонится к соседней твоя голова
промежуточной масти — не чёрной, не рыжей.
Дочь трактирщика — это же чёрт побери.
И блестящий бретёр каждой бочке затычка.
Это как из любимейших книг попурри.
Дочь трактирщика, мало сказать — католичка.
За бумажное сердце на том гарпуне
над камином в каре полированных лавок!
Но сползает, скользит в пустоту по спине,
повисает рука, потерявшая навык.
Вольный фермер бубнит про навоз и отёл.
И, с поклоном к нему и другим выпивохам,
поднимается в общем-то где-то бретёр
и к ночлегу неблизкому тащится пёхом.
1992
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
