все началось с Алоизы Корбац
а закончилось остальными
Я отчаянно рисовала отголоски своих потерь,
обреченности и провалы, затаенные в темноте.
Я сшивала листы ночами, перечеркивала слова,
чтобы все они означали неумение рисовать.
На оберточную бумагу наносила твои черты,
в голове непрерывно – Вагнер, что ужаснее пустоты.
И какая тут, к черту, близость, заступившая за черту?
При рождении – Алоиза, по прошествии лет – Батуль.
Я растила тебя под кожей и вымаливала в стихах…
и не так чтобы очень сложно обернуться и помахать,
просто некому. Слишком ветрено. Слишком яростный свет в глаза –
я боюсь ему отказать.
_______________________
Перепишешь, перерисуешь и передумаешь...
А сегодня с утра в палате не рассвело. Все твердят в один голос, мол, неземная дура я, будто всем остальным дышалось и всем спалось. И не будешь молиться. Грозно и опрометчиво закричишь и продолжишь плакать и рисовать.
Я обычная дура, то есть простая женщина.
Карандаш не сломался, значит пока жива.
Max, простите за комментарий, это не за кадром, это Ахматова,
"Есть в близости людей заветная черта
Её не перейти влюблённости и страсти..."
Поэтому - близость.
Тронуло, зацепило...
Спасибо, Аруна.
С теплом,
Сергей
Так я и сказал, что-то, чего я не знаю. Надо восполнить пробел. Спасибо. М.
А я читал, оказывается, Ахматовский стих-то! Эх, склероз воевода дозором :(
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Анциферова. Жанна. Сложена
была на диво. В рубенсовском вкусе.
В фамилии и имени всегда
скрывалась офицерская жена.
Курсант-подводник оказался в курсе
голландской школы живописи. Да
простит мне Бог, но все-таки как вещ
бывает голос пионерской речи!
А так мы выражали свой восторг:
«Берешь все это в руки, маешь вещь!»
и «Эти ноги на мои бы плечи!»
...Теперь вокруг нее – Владивосток,
сырые сопки, бухты, облака.
Медведица, глядящаяся в спальню,
и пихта, заменяющая ель.
Одна шестая вправду велика.
Ложась в постель, как циркуль в готовальню,
она глядит на флотскую шинель,
и пуговицы, блещущие в ряд,
напоминают фонари квартала
и детство и, мгновение спустя,
огромный, черный, мокрый Ленинград,
откуда прямо с выпускного бала
перешагнула на корабль шутя.
Счастливица? Да. Кройка и шитье.
Работа в клубе. Рейды по горящим
осенним сопкам. Стирка дотемна.
Да и воспоминанья у нее
сливаются все больше с настоящим:
из двадцати восьми своих она
двенадцать лет живет уже вдали
от всех объектов памяти, при муже.
Подлодка выплывает из пучин.
Поселок спит. И на краю земли
дверь хлопает. И делается уже
от следствий расстояние причин.
Бомбардировщик стонет в облаках.
Хорал лягушек рвется из канавы.
Позванивает горка хрусталя
во время каждой стойки на руках.
И музыка струится с Окинавы,
журнала мод страницы шевеля.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.