Ни в каком там ....сятом царстве
и,вообще, - не в государстве,
просто между диких роз,
Стоерос зелёный рос.
Сам-собою - колосистый,
удивлял округу свистом.
По ночам он крепко спал
и во всю ноздрю свистал.
А окрестный весь народ
в самый раз - наоборот -
по ночам, ходил в кабак он
т.е. спал с обратным знаком.
( ну, да - это к слову так -
про народ и про кабак)
Значится: наш Стоерос
был да жил и быстро рос
во саду у бабы Кати
(той,что метра два в обхвате)
Говорили: будто дрозд
семечко к ней в сад занёс.
Обронил мо быть случайно.
Али - кто посеял тайно...
Поначалу - зеленел он.
Даже цвёл цветочком белым.
Баба Катя поливала
и навоз куриный клала.
И в один путёвый день
стал похож он на жень-шень.
Из земли с напором вылез
(даже розы задымились)
Дым раздуло ветерком.
Видит бабка: всё при нем -
корни-руки, корни-ноги...
(если чё - не будте строги)
В общем,- вам известно чё
можно класть через плечё...
От того ль, что рос средь роз
он - весь колючками оброс...
Баба Катя увидала, -
тут же в обморок упала.
А народ заволновался,
со всего села собрался
поглазеть и посудачить.
Ну, а как ещё иначе?
А жень-шенька Стоерос -
отряхнулся,свиснул в нос,
закурил,приосанИлся
и елдой перекрестился...
Принял благодушный вид
и по-русски говорит:
- Значит: звать меня - Сто-Эрос,
а не так, как вам хотелось.
Дайте курочку мне Рябу,
а нето - пойду по бабам.
Бабы страсть как испужались,
по подпольям разбежалиь.
Ну,а наши мужики -
похватали батоги
(два забора разобрали)
и взашей его погнали.
В общем, этот Сто-ЭрОс
эрос свой едва унёс...
А народ пошел в кабак,
обсуждая, что да как.
))
Обступает меня тишина,
предприятие смерти дочернее.
Мысль моя, тишиной внушена,
порывается в небо вечернее.
В небе отзвука ищет она
и находит. И пишет губерния.
Караоке и лондонский паб
мне вечернее небо навеяло,
где за стойкой услужливый краб
виски с пивом мешает, как велено.
Мистер Кокни кричит, что озяб.
В зеркалах отражается дерево.
Миссис Кокни, жеманясь чуть-чуть,
к микрофону выходит на подиум,
подставляя колени и грудь
популярным, как виски, мелодиям,
норовит наготою сверкнуть
в подражании дивам юродивом
и поёт. Как умеет поёт.
Никому не жена, не метафора.
Жара, шороху, жизни даёт,
безнадежно от такта отстав она.
Или это мелодия врёт,
мстит за рано погибшего автора?
Ты развей моё горе, развей,
успокой Аполлона Есенина.
Так далёко не ходит сабвей,
это к северу, если от севера,
это можно представить живей,
спиртом спирт запивая рассеяно.
Это западных веяний чад,
год отмены катушек кассетами,
это пение наших девчат,
пэтэушниц Заставы и Сетуни.
Так майлав и гудбай горячат,
что гасить и не думают свет они.
Это всё караоке одне.
Очи карие. Вечером карие.
Утром серые с чёрным на дне.
Это сердце моё пролетарии
микрофоном зажмут в тишине,
беспардонны в любом полушарии.
Залечи мою боль, залечи.
Ровно в полночь и той же отравою.
Это белой горячки грачи
прилетели за русскою славою,
многим в левую вложат ключи,
а Модесту Саврасову — в правую.
Отступает ни с чем тишина.
Паб закрылся. Кемарит губерния.
И становится в небе слышна
песня чистая и колыбельная.
Нам сулит воскресенье она,
и теперь уже без погребения.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
