Он сходил на войну:
плетение мёртвых тел,
серые и чёрные пейзажи -
безвкусица с привкусом крови и пороха.
Он узнал больше, чем увидел, чем услышал,
чем почувствовал, когда из бедра
вынимали осколок шрапнели.
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть.
Сигарета не имеет вкуса
и заканчивается быстрее, чем пуля находит сердце,
а, кажется, сердце было повсюду и чего его искать-то?
Куда ни плюнь.
Это потом - окопы, укрыться, лечь,
незаметно, не двигаясь, ждать,
как проходят солдаты, стреляя тех, кто шевелится, дышит.
Нет, не найдёт.
Ни солдат, ни пуля, никто.
Спрятано так, что потеряно.
Будет ходить, искать, звать,
но ни тумана, ни ёжика.
Сплошное 4K.
Ни намёка,
лишь запредельная четкость (не ясность),
упорядоченная свалка:
ничей асфальт, ничья дверь, ничьё имя.
Но ничьё не значит свободное,
взять и присвоить нельзя,
просто за каждой вещью тянется шлейф этой скорби,
как за сигаретой - дым.
Мне кажется, что "шрапнель вынимали из бедра" не вполне точно сказано. Или...?
Хорошо задумано стихотворение (по всему).)
А что такое 4К (не соображу)? Это что-то со зрением как-то связанное или... ?
Да, шрапнель весьма неточно сказано)) Надо будет подумать. 4K это разрешение цифрового изображения 4000 pixel по ширине.
Нормально сказано. Ибо, с одной стороны, шрапнель - это (не из вики, упаси-боже) "разрывной артиллерийский снаряд, начиненный шаровидными пулями для поражения живой силы противника" (напр., две шрапнели разорвались над нашими головами), но с другой стороны - это и "пули, которыми начинен снаряд" (напр., шрапнелью оторвало ногу).
Очень много интересных находок. Одна эта чего стоит...
но ничьё не значит свободное,
взять и присвоить нельзя
Всё же исправил, да, можно ссылаться на словарь Ефремовой, и я всегда воспринимал именно оба смысла этого слова, но вообще-то момент не столь принципиальный, пусть соответствует всем словарям)
Пусть)
А я бы не стал слушать того, кто эту шрапнель не выковыривал
А того, кто выковыривал ещё найти надо где-нибудь.
ооо! именно сходил!
другое будет хуже. нужна обыденность.
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть
можно в шорт? не выберут, но почитают.
Нужно
СПАСИБО
Итак, как мне показалось с самого начала, «сходил» здесь именно то. Это обыденное повседневное слово, отражающее монотонность бытия, входит в резкий и бескомпромиссный диссонанс с ужасом, который, опять-таки, будучи пережитым много раз и во многих вариациях, тоже превращается в обыденность. Выстраиваются психологические щиты и барьеры, слегка едет крыша… или не слегка. «Безвкусица с привкусом крови и пороха». И цикл завершается… Сходил. А вот потом… А потом расхлебывать… всю жизнь…
«Он узнал больше, чем увидел, чем услышал»… и далее со шрапнелью (кстати, новый вариант, конечно, лучше). Эта фраза не так бросается в глаза, но она очень мудрая. Именно так. Автор отрезал все внешние способы передачи знания и, тем не менее, говорит, что ЛГ узнал более, чем мог бы традиционно. Знание, как таковое, иногда возникает внутри из ниоткуда. Из ниоткуда ли или дается кем-то? Или мы переходим на следующий уровень и уже в состоянии взять его? Это сложный вопрос и, точно, не этого разбора :-).
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть.
Эту пару фраз я снова выделяю… Нафик никакому пресловутому большинству твой горбатый смертельный экспириенс не нужен. Подавляющему большинству. Увы. Не воспринимают его. Не на той ступени. Я тоже, может, не на той. Но я провожу аналогию и пытаюсь взглянуть с другой стороны, я думаю об этом, меня это волнует… Думаю, как и автора. Думаю, как и многих других. Не буду далеко ходить, возьму только кино. Наше, 21 века. Сокуров, Быков, Сигарев, Попогребский, Звягинцев, Калатозов, Лозница, Хлебников. Они же мучаются… они (со)страдают. Они проживают в себе… А так, да – ни поделиться, ни предупредить, ни научить. Но и не забыть тоже никак.
«а, кажется, сердце было повсюду» - когда в тебя летят пули, сердце становится таким большим и таким готовым словить этот дурной кусочек свинца! Это очень метко сказано.
А дальше «ни тумана, ни ежика». Ждать. Этот фрагмент мне кажется слабее прочих. Ну, чуток выбивается из оч. сильного остального. Да и то имхо )
А еще дальше очень сильная концовка. В запредельной четкости* и «невыносимой легкости бытия» встает панорама застывших вещей. Еще недавно двигающихся, кричащих, ругающихся, стреляющих… а сейчас – мертвых безликих вещей. У них уже нет имен, нет принадлежности. Но их и не взять. Потому что и их, как таковых, нет. Это – нечто чуждое. Лишь над нагромождением этих вещей-артефактов-декораций сигаретным дымком, паром отлетевшего дыхания и неостывшего тела витает эманация того, что имело имя… Да и та растворится с минуты на минуту…
---------
*Идея про 4К исключительно хороша. Мне напомнила AES+F. Inverso Mundus. Погуглите, если что. Надо только не картинки, а видео смотреть, которое под Равеля и 23-ий Моцарта
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель,
Чья не пылью затерянных хартий, —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса,
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат,
Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?
II
Вы все, паладины Зеленого Храма,
Над пасмурным морем следившие румб,
Гонзальво и Кук, Лаперуз и де-Гама,
Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!
Ганнон Карфагенянин, князь Сенегамбий,
Синдбад-Мореход и могучий Улисс,
О ваших победах гремят в дифирамбе
Седые валы, набегая на мыс!
А вы, королевские псы, флибустьеры,
Хранившие золото в темном порту,
Скитальцы арабы, искатели веры
И первые люди на первом плоту!
И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,
Кому опостылели страны отцов,
Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,
Внимая заветам седых мудрецов!
Как странно, как сладко входить в ваши грезы,
Заветные ваши шептать имена,
И вдруг догадаться, какие наркозы
Когда-то рождала для вас глубина!
И кажется — в мире, как прежде, есть страны,
Куда не ступала людская нога,
Где в солнечных рощах живут великаны
И светят в прозрачной воде жемчуга.
С деревьев стекают душистые смолы,
Узорные листья лепечут: «Скорей,
Здесь реют червонного золота пчелы,
Здесь розы краснее, чем пурпур царей!»
И карлики с птицами спорят за гнезда,
И нежен у девушек профиль лица…
Как будто не все пересчитаны звезды,
Как будто наш мир не открыт до конца!
III
Только глянет сквозь утесы
Королевский старый форт,
Как веселые матросы
Поспешат в знакомый порт.
Там, хватив в таверне сидру,
Речь ведет болтливый дед,
Что сразить морскую гидру
Может черный арбалет.
Темнокожие мулатки
И гадают, и поют,
И несется запах сладкий
От готовящихся блюд.
А в заплеванных тавернах
От заката до утра
Мечут ряд колод неверных
Завитые шулера.
Хорошо по докам порта
И слоняться, и лежать,
И с солдатами из форта
Ночью драки затевать.
Иль у знатных иностранок
Дерзко выклянчить два су,
Продавать им обезьянок
С медным обручем в носу.
А потом бледнеть от злости,
Амулет зажать в полу,
Всё проигрывая в кости
На затоптанном полу.
Но смолкает зов дурмана,
Пьяных слов бессвязный лет,
Только рупор капитана
Их к отплытью призовет.
IV
Но в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы.
Для высшей силы, высшей доблести
Они навек недостижимы.
Там волны с блесками и всплесками
Непрекращаемого танца,
И там летит скачками резкими
Корабль Летучего Голландца.
Ни риф, ни мель ему не встретятся,
Но, знак печали и несчастий,
Огни святого Эльма светятся,
Усеяв борт его и снасти.
Сам капитан, скользя над бездною,
За шляпу держится рукою,
Окровавленной, но железною.
В штурвал вцепляется — другою.
Как смерть, бледны его товарищи,
У всех одна и та же дума.
Так смотрят трупы на пожарище,
Невыразимо и угрюмо.
И если в час прозрачный, утренний
Пловцы в морях его встречали,
Их вечно мучил голос внутренний
Слепым предвестием печали.
Ватаге буйной и воинственной
Так много сложено историй,
Но всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря —
О том, что где-то есть окраина —
Туда, за тропик Козерога!—
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.