***
Белки крутят шар земной,
птицы гонят облака.
Время скачет вслед за мной —
раздуваются бока.
Если ястреб с высоты
бросится за белкой вниз —
я исчезну, ну а ты
крепче за коня держись —
не пришпоривай бока! —
не спеши, мой друг, за мной.
Птицы гонят облака,
белки крутят шар земной.
***
Конечно, это будет странно —
однажды воды Иордана
уйдут под лёд,
а над Кшипрой,
качая ветхой головой —
так мирт качает голой веткой —
волшебный слон зальёт каток.
Весь туристический поток,
качнувшись на мосту Риальто —
каков кульбит! тройное сальто! —
коснётся льда грудною клеткой
и многоликою толпой
поедет вдаль, а за собой
потянет сумки, чемоданы...
И это тоже будет странно —
страницы старого Корана
среди напевных, пряных сур
предъявят тишину иврита
библейского, но сигнатур
Бог не оставил — Книга сшита
разноязыкою гурьбой.
...Качая ветхой головой —
так мирт качает голой веткой —
летит Земля в ледовой клетке
без нас, без книг, без чемоданов.
Скользит печальный слон.
Как странно —
всего лишь воды Иордана
ушли под лёд.
А над Кшипрой...
***
Реки, река, пока я слышу,
пока я слушаю тебя.
Твой берег, разнотравьем вышит,
колышет лёгких жеребят.
Нальются силою копыта,
придёт высокая вода —
дорогою подземной, скрытой
уйдёт, казалось, навсегда.
Молчит река — мелеют строки,
тускнеют гривы жеребцов,
но гераклитовы потоки
сквозь соломоново кольцо
смягчают берег, что колышет
новорождённых жеребят.
Реки, река, пока я слышу,
пока я слушаю тебя.
Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров...
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт...
Ты скажешь - где-то там на полигоне
Два клоуна засели - Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
- До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.
Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет -
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней...
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен...
Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато...
Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать -
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.
Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...
Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы - до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород...
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
- Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно - поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.
Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает -
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.
Май - 4 июня 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.