Любая скорлупа - неслышный крик,
ломай её, послушай, что внутри -
от шёпота до сдавленного писка.
Рассыпанные временем дома,
больница - дыры окон - и тюрьма,
и тёмный мрамор стёртых обелисков.
И где-то тает музыки ожог,
А может, чтобы ты его нашёл,
Застыл он багровеюще-неловко.
И тянет так его поцеловать,
И человечьим ликом с телом льва
Окажется душа, как полукровка.
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
