Ах, поедем в Турцию скорее!
Там песок и море, олл инклюд!
Солнце нас обнимет и согреет.
Там нас ценят, любят, в общем - ждут.
Ах, зачем вся эта псевдогордость,
Если есть пять звёзд и шаверма?
В распродажах проявите твёрдость!
Супербонус! Ах, сойти с ума!
Что плевки? В жару даже приятно!
Не плевки то – божия роса!
Спины нам не жмут ножи, отрадно.
Мустафа, Али- ах, чудеса!
Поскорее очередью потной
Устремимся гордо на юга!
Заполняй, великоросс, аэропорты!
Жажда- всё. Идея- ни фига.
Футболисты в розницу продали
Всю идею. Что мы, хуже их?
На Байкал, Алтай?! А там нас ждали?!
Комары, медведи и апчих…
Безупречны, славны, загорелы
Устремленья ивдельских наташ.
Лейся песня, громче децибелы!
Дьюти-фри! Сарынь – на абордаж!
Все плотнее очереди в кассах.
Все мощнее потные ряды.
Сколько ни бросай идеи в массы,
Все идеи массам- до п**ды.
***
Автор данного произведения (некий я)прекрасно осознаёт конъюнктурность сего шебебра и с пониманием отнесётся к невключению последнего в школьную программу.
Юрка, как ты сейчас в Гренландии?
Юрка, в этом что-то неладное,
если в ужасе по снегам
скачет крови
живой стакан!
Страсть к убийству, как страсть к зачатию,
ослепленная и зловещая,
она нынче вопит: зайчатины!
Завтра взвоет о человечине...
Он лежал посреди страны,
он лежал, трепыхаясь слева,
словно серое сердце леса,
тишины.
Он лежал, синеву боков
он вздымал, он дышал пока еще,
как мучительный глаз,
моргающий,
на печальной щеке снегов.
Но внезапно, взметнувшись свечкой,
он возник,
и над лесом, над черной речкой
резанул
человечий
крик!
Звук был пронзительным и чистым, как
ультразвук
или как крик ребенка.
Я знал, что зайцы стонут. Но чтобы так?!
Это была нота жизни. Так кричат роженицы.
Так кричат перелески голые
и немые досель кусты,
так нам смерть прорезает голос
неизведанной чистоты.
Той природе, молчально-чудной,
роща, озеро ли, бревно —
им позволено слушать, чувствовать,
только голоса не дано.
Так кричат в последний и в первый.
Это жизнь, удаляясь, пела,
вылетая, как из силка,
в небосклоны и облака.
Это длилось мгновение,
мы окаменели,
как в остановившемся кинокадре.
Сапог бегущего завгара так и не коснулся земли.
Четыре черные дробинки, не долетев, вонзились
в воздух.
Он взглянул на нас. И — или это нам показалось
над горизонтальными мышцами бегуна, над
запекшимися шерстинками шеи блеснуло лицо.
Глаза были раскосы и широко расставлены, как
на фресках Дионисия.
Он взглянул изумленно и разгневанно.
Он парил.
Как бы слился с криком.
Он повис...
С искаженным и светлым ликом,
как у ангелов и певиц.
Длинноногий лесной архангел...
Плыл туман золотой к лесам.
"Охмуряет",— стрелявший схаркнул.
И беззвучно плакал пацан.
Возвращались в ночную пору.
Ветер рожу драл, как наждак.
Как багровые светофоры,
наши лица неслись во мрак.
1963
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.