За-ради какой полураковой цели
живёшь, если холод земли неизбежен?
И пятишься в детство повторно понеже
жестокое время сквозит через щели
времянки — соструган на скорую руку
в одну из ночей под худым покрывалом
во временном доме, родился на алом
недружеском ложе животным двуруким.
За чёртом каким за безглазием нянек
и курсом на старых титанов усталых
рвёшь жилы, стираешь до Пруста суставы?
Всё выльется в Тетис, все в прошлое канут.
Канатами бёдер швартуется тело
к другому и требует дома и рома,
и вёдрами — счастья, и ложками — брома,
и кливеров клинья вбивает в постели.
Кипит человечество, волнами шает,
мешает и — пеной скелеты на берег,
плюёт недоживших и изредка — пере-
менивших судьбу косяков попрошаек.
Нескушного сада
нестрашным покажется штамп,
на штампы досада
растает от вспыхнувших ламп.
Кондуктор, кондуктор,
ещё я платить маловат,
ты вроде не доктор,
на что тебе белый халат?
Ты вроде апостол,
уважь, на коленях молю,
целуя компостер,
последнюю волю мою:
сыщи адресата
стихов моих — там, в глубине
Нескушного сада,
найди её, беженцу, мне.
Я выучил русский
за то, что он самый простой,
как стан её — узкий,
как зуб золотой — золотой.
Дантиста ошибкой,
нестрашной ошибкой, поверь,
туземной улыбкой,
на экспорт ушедшей теперь
(коронка на царство,
в кругу белоснежных подруг
алхимика астра,
садовника сладкий испуг),
улыбкой последней
Нескушного сада зажги
эпитет столетний
и солнце во рту сбереги.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
