Соль морская на губах
В кулаке бычки на нитке
Вот и все твои пожитки
Вот и вся моя судьба
Мимолетность
Четвертый день июльских сентябрей.
Растешь с зонтом, как гриб на тонкой ножке,
Со всею мимолетностью своей
На парковой затопленной дорожке.
И все же год пошел на поворот –
Но так еще тихонечко идет,
Как будто море расплескать боится,
Как будто небо в дыры не течет.
И долгих капель дождевые птицы
Клюют его, пока не истончится
И не повиснет в воздухе щелчок…
А волны набегают и шлифуют
Слепую даль и близь глухонемую.
Вот эта улица
А эта улица и дом
И куст оборванной сирени
Как будут выглядеть потом,
Когда легко меня заменит
Другой прохожий и зевака
С цветочным хлыстиком в руках?
Не будут выглядеть никак –
Без глаз, способных с ними плакать,
Без рук, умеющих плясать
С полуночи до звездопада,
И обниматься у парадной,
И в полдень ветки обрывать.
………
И мне захочется хоть раз
Взглянуть за спущенные шторы –
Там эхо наших разговоров
Гуляет в комнатах без нас.
И дверью хлопает д р у г о й,
Пытаясь стук в груди унять:
– Но кто преследует меня
На улице пустой?
Самум
Ночью ветер в комнату залетел,
Вот и шарит по четырем углам.
Ты о чем-то с ним говорить хотел,
О любви и верности пополам.
Отчего скрипит на зубах песок –
С побережья нес или здесь разбил
Вдребезг часики, где из последних сил
Нашей вечности тянется волосок?
Раскатилось море песчаных волн
И качает суры на языке,
И растет безмолвие на песке.
Туарег. Пустынник. Пустынный сон.
Дотяни волынку до сентября,
Карамазый дух, саранчовый Спас.
Да горят они, еще как горят,
Сочинения белокожих нас.
Ива
Мне снился сон, необычайный сон,
Безлюдный, завороженный, красивый,
Кладбищенским молчаньем окружен.
Там прядями земли касалась ива,
Лучи заката падали на склон.
Я в нем нигде себя не находила.
Ты ивой был, а я была могилой.
Вор
Кто этот вор, уносящий исполненный день? –
Вот он, такой еще теплый, сопит под боком.
Веки слипаются, только кричит одиноко
Лунная птица, и сладкая дышит сирень.
Я никогда не увижу крадущейся тень,
«Как твое имя?» не спросим ни я, ни она.
Это был самый счастливый и ласковый день.
Что же, неси осторожней. Спокойного сна.
Невеста пустыни
………………невесту пустыни звали Пальмира
………………но море об этом молчало
………………море звали море
Где пели камни на закате,
Где наше сердце догорело
И ночь ходила в платье белом…
Ты помнишь, Питер, это платье?
Такое в жизни надевают
Не больше раза – и второго,
Когда стоит луна седая
Над черноморскою столовой,
И та же музыка без края,
И море Черное в акценте,
Когда сестра любви и смерти
Целует, глаз не закрывая.
Когда чего-то не хватает
В капу капает вода
Протекают трубы в кухне
Скоро синяя звезда
Доберется и потухнет
До окраины карниза
Там где синим было море
Не найдет пучины снизу
И повиснет на заборе
Быть не может
Все же
Все же
Море
Будьте невозможны
Ты сердишься, море
Ты сердишься, море, бросаешь волну
В лицо нависающих каменных стражей.
А берег молчит, оттирая слюну.
И дух твой безумен, и голос бесстрашен.
Сверкает аргентум разъятых небес,
Взмывает обрушенной птицею ветер,
И маленький ангел и маленький бес,
Застыв, обнялись, как продрогшие дети.
Но сердце в холодной лежит глубине,
Куда не заступят ни волны, ни скалы,
Всему безразлично, как будто и нет
Ни грома, ни неба, ни тьмы, ни Валгаллы.
* * *
О, как бы мне пересказать
Одну твою волну –
Дельфином стать, и ветром стать,
И в море утонуть.
Зеленое море
Здесь раньше шумело зеленое море,
И пели в нем рыбы, обняв плавниками
Лунной медузы белесое брюхо:
– Плывем вместе с нами, плывем вместе с нами…
Китом полногрудым к ним солнце ныряло –
И солнечный дождь видел град изумрудный.
Вставали чертоги на певчих кораллах,
Где стены протяжные дойны слагали,
А люди ходили на поиски чуда…
Так звали русалки и руки сплетали,
Плакучие девы подводного сада,
Что, светлой печали касаясь несмело,
Судьба, подхватившая лодку, смирнела
И тихо качала над сумрачным градом.
Здесь раньше зеленое море шумело…
И был он виденьем, и стал бы наградой.
Но кончились песни неспящего сада,
И море ушло, рассыпаясь песками,
Песочное сердце засохло однажды,
Забыло, как плачут от счастья и жажды:
– Плывем вместе с нами, плывем вместе с нами…
Но кончились песни – и грустных не надо
Песчаным долинам коралловых башен.
Закат их в багряные волны окрашен,
И красные птицы садятся на камень:
– Гори вместе с нами, гори вместе с нами!
Забудь обо всем, что шумело когда-то…
Волос
От луны оторвется волос,
Упадет на песок холодный.
Шепчет море губами волны,
Тихий ночью у моря голос.
Только ловит тебя на слово –
И, как рыбу в ладонь, поймает,
Как волна человеков ловит
И, как рыбу, не отпускает.
Глаз Йорика (Фата-моргана)
Заливает звездными ночами
Жаркий август, август без отрады.
Языки свисают с колоколен.
Звездопад. Не спится в звездопады.
Улица, впадающая в море.
Море ничего не возвращает.
Ты на каждом свете беспризорен
И на оба дома бедный Йорик.
Возлежит твой Понт Левиафаном
И глотает улицы бесследно,
И горит твой град Фата-моргана,
Но огни его великолепны.
Нас жалели люди по-земному…
Эти дыры столько повидали –
Можно пить из черепа печали,
Черпать воздух, воздух невесомый,
И не вспомнить – сладкий или пресный.
………
Наполни, друг, слезами винограда
Свою ничто не держащую чашу –
И этот череп выкраден повесой!
Я досуг наш разговором скрашу
С теми, кто достоин интереса.
Пасынки небес и поднебесной,
Верные любовники Эллады, –
Сонм теней садится с нами рядом,
Только луч сквозь тело пропуская.
Будем пить вино из винограда,
Сча'стливо спасенное Гермесом.
Все ракушки море сохраняет,
Все столетья спят на дне бездонном.
На рассвете бездна голубая,
Будто взгляд неплачущей мадонны.
Посмотри вот этими глазами.
Посмотри, глаза остались с нами,
Только веки их не закрывают.
рядом все время чувствуешь, будто оно знает что-то такое, чего тебе никогда не понять... так с этим знанием и уходишь))
Море... Чтобы так про него - надо жить рядом. А в нашей средней полосе - хотя бы верить, что там - так. Тебе верю.
Да.
сама начинаю себе верить, когда верят)
спасибо, Ром
вот у меня почему-то тоже летом возникает ощущение его потери - день-то идёт на убыль и скоро тогось, зима-с...
когда уже ушло, не так обидно
а вот пока ухо-о-одит... и не задержать, и не вместе свалить))
нет, вот так ((((((
про волос оч понравился образ, аллюзии и переплетения - вкусняшко
салфетки в стаканчике!))
номинирую в шорт
пасип, что-то в ней мне дорого
бычки, наверное
угу, именно так удивительно мы совпали )
ащееееееееееееее... обожаю тебя....... "И смыло аргентум с обложки небес," Наташка, это круче тирамису, мамой клянусь. блин, даже круче красной икры...
я даже читать не буду дальше. буду смаковать по строчечке... как икру))))
да, Вишнь, давай не торопясь - не макароны, не отберут))) но до конца таки доберись, я ж старалась, стока букв подобрала и напечатала в красивом порядке!))
вообще, намекаю, что там уже другое есть, никому не нужное - про маленькую хорошую лошадку, вот оно таки недлинное
Вот и вся моя судьба.(с)
очень... да.
все ж бычки на нитке особенно. философия
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Три старухи с вязаньем в глубоких креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион "Аккадемиа" вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
II
И восходит в свой номер на борт по трапу
постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
если кто-то плачет о нем вообще.
III
Венецийских церквей, как сервизов чайных,
слышен звон в коробке из-под случайных
жизней. Бронзовый осьминог
люстры в трельяже, заросшем ряской,
лижет набрякший слезами, лаской,
грязными снами сырой станок.
IV
Адриатика ночью восточным ветром
канал наполняет, как ванну, с верхом,
лодки качает, как люльки; фиш,
а не вол в изголовьи встает ночами,
и звезда морская в окне лучами
штору шевелит, покуда спишь.
V
Так и будем жить, заливая мертвой
водой стеклянной графина мокрый
пламень граппы, кромсая леща, а не
птицу-гуся, чтобы нас насытил
предок хордовый Твой, Спаситель,
зимней ночью в сырой стране.
VI
Рождество без снега, шаров и ели,
у моря, стесненного картой в теле;
створку моллюска пустив ко дну,
пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
стрелку на башне - ее одну.
VII
Тонущий город, где твердый разум
внезапно становится мокрым глазом,
где сфинксов северных южный брат,
знающий грамоте лев крылатый,
книгу захлопнув, не крикнет "ратуй!",
в плеске зеркал захлебнуться рад.
VIII
Гондолу бьет о гнилые сваи.
Звук отрицает себя, слова и
слух; а также державу ту,
где руки тянутся хвойным лесом
перед мелким, но хищным бесом
и слюну леденит во рту.
IX
Скрестим же с левой, вобравшей когти,
правую лапу, согнувши в локте;
жест получим, похожий на
молот в серпе, - и, как чорт Солохе,
храбро покажем его эпохе,
принявшей образ дурного сна.
X
Тело в плаще обживает сферы,
где у Софии, Надежды, Веры
и Любви нет грядущего, но всегда
есть настоящее, сколь бы горек
не был вкус поцелуев эбре и гоек,
и города, где стопа следа
XI
не оставляет - как челн на глади
водной, любое пространство сзади,
взятое в цифрах, сводя к нулю -
не оставляет следов глубоких
на площадях, как "прощай" широких,
в улицах узких, как звук "люблю".
XII
Шпили, колонны, резьба, лепнина
арок, мостов и дворцов; взгляни на-
верх: увидишь улыбку льва
на охваченной ветров, как платьем, башне,
несокрушимой, как злак вне пашни,
с поясом времени вместо рва.
XIII
Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым
лицом, сравнимым во тьме со снятым
с безымянного пальца кольцом, грызя
ноготь, смотрит, объят покоем,
в то "никуда", задержаться в коем
мысли можно, зрачку - нельзя.
XIV
Там, за нигде, за его пределом
- черным, бесцветным, возможно, белым -
есть какая-то вещь, предмет.
Может быть, тело. В эпоху тренья
скорость света есть скорость зренья;
даже тогда, когда света нет.
1973
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.