Руки без устали месят упругое тесто.
Долго потом выпекаются чудо-коржи.
Что там в итоге? Пока никому не известно.
Руки без устали месят упругое тесто.
Так и проходит в рутине обычная жизнь.
Много коржей. Много дней и ночей невозвратных.
В чашке взбивается миксером сливочный крем.
Джема вишневого банка, орехи, цукаты...
Много коржей. Много дней и ночей невозвратных
Лягут прослойками в торт на вечерней заре...
... Помнишь, как в детстве срывали поспевшие вишни?
Соком измазавшись, дружно смеялись тогда.
Несколько ягод на тортике будут не лишни.
Помнишь, как в детстве срывали поспевшие вишни?
Счастливы были. Ну что ты, не плачь. Ерунда...
Я чё-то поспевшие не помню, только зелёные с белым мягким бобочком))) В том дворе ещё на этих вишнях верёвка бельевая натянута была) А вот красных я там совсем не помню))) В саду может быть, но там их собирали, а не срывали... Это уже другое)
Мы зеленые вишни не ели, потому что они горькие. Зелеными ели яблоки, абрикосы и другую кислятинку. А что не так со словом *срывали*? Разве плоды с деревьев не срывают? Так нельзя говорить?))
Ух ты! Номинирую. Номинацию в "шорте" оформлю позже, чтобы не затерялась.
Спасибо, Наташа) А и затеряется - не велика беда))
Сильно, Тамил, молодец
Спасибо, Наташа)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу – из чистой показухи.
Он произнес: «Теперь она в Раю».
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю.
Он был позер и даже для старухи -
мамаши – я был вхож в его семью -
не делал исключения.
Она
скитается теперь по адвокатам,
в худом пальто, в платке из полотна.
А те за дверью проклинают матом
ее акцент и что она бедна.
Несчастная, она его одна
на свете не считает виноватым.
Она бредет к троллейбусу. Со дна
сознания всплывает мальчик, ласки
стыдившийся, любивший молоко,
болевший, перечитывавший сказки...
И все, помимо этого, мелко!
Сойти б сейчас... Но ехать далеко.
Троллейбус полн. Смеющиеся маски.
Грузин кричит над ухом «Сулико».
И только смерть одна ее спасет
от горя, нищеты и остального.
Настанет май, май тыща девятьсот
сего от Р. Х., шестьдесят седьмого.
Фигура в белом «рак» произнесет.
Она ее за ангела, с высот
сошедшего, сочтет или земного.
И отлетит от пересохших сот
пчела, ее столь жалившая.
Дни
пойдут, как бы не ведая о раке.
Взирая на больничные огни,
мы как-то и не думаем о мраке.
Естественная смерть ее сродни
окажется насильственной: они -
дни – движутся. И сын ее в бараке
считает их, Господь его храни.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.