Какая разница, куда рвалась стрела,
вздохнуло небо, траектория была
подредактирована.
Под руками Бога
тревога, облаченная в дожди,
цукаты листьев, сбившихся с землёй,
смиренны, только вынести не могут
попытки прикоснуться ни одной.
А, может, ничего, лишь пелена,
качаясь, гонит пористую пыль,
белок небесный, колкий снего-дырь.
И ты стоишь, как будто у свободы
на выданье, но, кажется, в плену,
как будто по кадык, но утонул,
за полем, посветлевшим до озноба,
под перезревшей тяжестью луны.
И ничего не понимаешь, чтобы
сносить остатки слов и головы.
Меня любила врач-нарколог,
Звала к отбою в кабинет.
И фельдшер, синий от наколок,
Во всем держал со мной совет.
Я был работником таланта
С простой гитарой на ремне.
Моя девятая палата
Души не чаяла во мне.
Хоть был я вовсе не политик,
Меня считали головой
И прогрессивный паралитик,
И параноик бытовой.
И самый дохлый кататоник
Вставал по слову моему,
Когда, присев на подоконник,
Я заводил про Колыму.
Мне странный свет оттуда льется:
Февральский снег на языке,
Провал московского колодца,
Халат, и двери на замке.
Студенты, дворники, крестьяне,
Ребята нашего двора
Приказывали: "Пой, Бояне!" –
И я старался на ура.
Мне сестры спирта наливали
И целовали без стыда.
Моих соседей обмывали
И увозили навсегда.
А звезды осени неблизкой
Летели с облачных подвод
Над той больницею люблинской,
Где я лечился целый год.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
