Бесконечно рваная кромками смерть.
Некому жалеть после.
Говорили, переплёвывая смех
И летали в невесомости.
Бесконечно тоже можно жить.
Но врядли это присниться...
Балом правит другой мотив
Осторожно, не двигай руками после
Сна. Не ищи никого.
От кофе будет ещё хуже..
Двери закрылись. Невесомость прошла..
Пора выходить из комнаты.
Заведомо прожитая жизнь.
Бесконечно рваная кромками смерть.
Поцелуй не совершится. И тут
Будет другая жизнь.
А там другое совершится...
И мать будет меня обвинять,
Что у отца так плохо всё с сердцем..
Виноват во всё этом я...
Я ничего не отвечу...
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем - так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины - к причине,
А глядишь - заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами
Только есть одиночество - в раме
Говорящего правду стекла.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
