Южная ночь обнимает теплом и покоем,
Плещет прибой, полусонный песок вороша,
Вьются над пальмами мошки беспечные роем,
И в бесконечный простор улетает душа.
Нет для неё ни таможни, ни виз, ни границы,
В плотных слоях атмосферы сгорит суета,
К новым мирам невидимкой бесплотной умчится
В дальнюю даль, где простая царит красота.
Или заглянет туда, где живёт моё детство,
Старую куклу прижмёт к невесомой груди.
Я ей прощу и предательство это, и бегство,
Только б вернулась!
Её невозврат впереди...
Ни сика, ни бура, ни сочинская пуля —
иная, лучшая мне грезилась игра
средь пляжной немочи короткого июля.
Эй, Клязьма, оглянись, поворотись, Пахра!
Исчадье трепетное пекла пубертата
ничком на толпами истоптанной траве
уже навряд ли я, кто здесь лежал когда-то
с либидо и обидой в голове.
Твердил внеклассное, не заданное на дом,
мечтал и поутру, и отходя ко сну
вертеть туда-сюда — то передом, то задом
одну красавицу, красавицу одну.
Вот, думал, вырасту, заделаюсь поэтом —
мерзавцем форменным в цилиндре и плаще,
вздохну о кисло-сладком лете этом,
хлебну того-сего — и вообще.
Потом дрались в кустах, ещё пускали змея,
и реки детские катились на авось.
Но, знать, меж дачных баб, урча, слонялась фея —
ты не поверишь: всё сбылось.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.