Если бы я был царь, я бы издал закон, что писатель, который употребит слово, значения которого он не может объяснить, лишается права писать и получает сто ударов розог
Клю-клю, кля-кля, голубка — улыбка облаков —
трепещущая юбка и цокот коготков
по ржавому карнизу чердачного окна.
Живёт здесь Элоиза — мадмуазель Каналь.
Висят по стенам клетки — и даже с потолка,
как вишенки на ветке, свисают клетки, клетки —
не меньше сорока.
На год — по птичьей жизни,
клю-клю, кля-кля, кле-кле,
надрез — и кровью брызнет,
надлом — на красный плед.
Ах, душка Элоиза! Нет, не маньяк она.
У ржавого карниза чердачного окна
пьёт Элоиза голос из птичьего нутра —
ай, клювом укололась! —
клю-клю, кля-кля, кра-кра!
С рожденья Элоизе хотелось птицей быть,
по ржавому карнизу, дрожа крылом, ходить,
но крепко держит клетка —
клю-клю, кля-кля, la clé —
утерян ключ. Ах, детка, тебе не улететь!
Лишь через тридцать птичек сбылась ее мечта.
А новую жиличку скосила дурнота —
по ржавому карнизу чердачного окна,
дрожа крылом, скользила мадмуазель Каналь —
клю-клю, кля-кля, голубка —
венец седых волос,
растрёпанная юбка, ороговевший нос.
Присвистнул кто-то снизу. Вверху взошла луна.
Качнулась Элоиза — и рухнула стена.
Вспорхнули в небо клетки —
клац-клац, клю-клю, кле-кле —
окрестные гризетки пришпилили эгретки —
лететь! лететь! ле-те-е-е....
Я жизнь люблю и умереть боюсь.
Взглянули бы, как я под током бьюсь
И гнусь, как язь в руках у рыболова,
Когда я перевоплощаюсь в слово.
Но я не рыба и не рыболов.
И я из обитателей углов,
Похожий на Раскольникова с виду.
Как скрипку, я держу свою обиду.
Терзай меня - не изменюсь в лице.
Жизнь хороша, особенно в конце,
Хоть под дождем и без гроша в кармане,
Хоть в Судный день - с иголкою в гортани.
А! Этот сон! Малютка-жизнь, дыши,
Возьми мои последние гроши,
Не отпускай меня вниз головою
В пространство мировое, шаровое!
1958
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
