Пока сигаретный дым свивает в каморке под мелкими дынями
гнёздышко, в котором кашель растёт искусственным безнаденежным деревом,
дни не теряют свойства казаться длинными-длинными,
бессмысленно упорядоченными системой господа Менделеева,
скучным сном не менее скучного бога, тире меж датами –
всего восемь цифр, две последние, как водится, прячутся в прялке мойровой…
Синий плафон улыбается монотонному мату патовым
синюшным светом, обуживающим очертания сытого борова.
Зелёный дракон подоконника, инъекция алоэ в худой локоток веры,
выдыхает на пару с ней ладан, огненный кислород, раздирающий ноздри дыму.
На запястьях поблёскивает то ли колючая проволока, то ли звякающие браслеты нервов,
не доживающих до того, чтобы их обозвали дряхлыми и седыми.
Колесницы сквозняков пролетают мимо заброшенных коридоров.
Золотые бычки откладывают пепел, и эта пыль переживёт потопы и апокалипсис.
За окном камни медленно прорастают в непроходимые горы,
даже солнце о них, сплющившись, спотыкается.
Возвращаясь домой – в одно из тех скрюченных объявлений съёма,
в одну из дневниковых залежей, живопишущих рай в кривобокой тыкве,
не забудь взять с собой шпагат или хотя бы узенькую тесёмку,
чтобы связать этот дом, чтобы поймать его дикий
нрав,
его сонный храп,
его мучительную бесплотность,
его холодные руки труб, его селезёнку спальни,
заставляющий забывать обо всём советский стиральный «лотос»,
призывающий прятаться под одеяло взгляд потолка сальный,
равнодушного удава дыма, пожирающего двух серых кроликов,
наушники ковролина, спасающегося от истекающего нежностью шёпота,
в гостином желудке острые телефонные колики,
одежду, рассыпанную неизвестно кому нужными вещдоками…
Но пока что сигаретный дым целуется с выцветшими гардинами.
Домашнее отсутствие дома плачет, что оно вечно будет полным и невредимым.
И поэтому особенно тяжело выговаривать чётко все согласные твоего имени,
так, чтобы они согласились казаться только моими.
На четверых нетронутое мыло,
Семейный день в разорванном кругу.
Нас не было. А если что и было –
Четыре грустных тени на снегу.
Там нож упал – и в землю не вонзится.
Там зеркало, в котором отразиться
Всем напряженьем кожи не смогу.
Прильну зрачком к трубе тридцатикратной –
У зрения отторгнуты права.
Где близкие мои? Где дом, где брат мой
И город мой? Где ветер и трава?
Стропила дней подрублены отъездом.
Безумный плотник в воздухе отвесном
Огромные расправил рукава.
Кто в смертный путь мне выгладил сорочку
И проводил медлительным двором?
Нас не было. Мы жили в одиночку.
Не до любви нам было вчетвером.
Ах, зеркало под суриком свекольным,
Безумный плотник с ножиком стекольным,
С рулеткой, с ватерпасом, с топором.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
