Монгольский ветер всю ночь терзает уральский город —
скрипят рябины, ложатся травы, хлопают окна.
А наутро грянет жара и взвоют газонокосилки —
звук такой, будто гидроцикл взрезает волну морскую —
это если закрыть глаза и подумать об отпуске всуе.
Ай, была-не была, хрясь о кафельный пол копилку!
Целых пять золотых — ради этого стоило кокнуть
раритет пратётушек-вольтижёрок.
Мы с тобой перед сном закопаем монеты в землю,
Ну и что — на лифте вниз, ну и что — мегаполис?
Мы представим, что поле чудес — это просто поле,
на котором просто уральцы сажают чудо-монеты.
А во сне, обжигая пальцы о хвост кометы,
полетим туда, где водится белый кролик —
там, где неумолимое время потуже затянет пояс
и пойдет вприпляску, и споёт люли-лели.
На рассвете поднимем шторы, посмотрим в окно —
о, чудо! —
вместо дерева, полного глупых, бренчащих денег,
вырастает старинный корабль размером с город
и полощется в утренней дымке алый парус.
...Закрываю глаза, до будильника сорок минут осталось.
Набормочешь с три короба, если монгольский ветер
ночь за ночью терзает пратётушек-вольтижёрок,
что сидят на скрипучих рябинах и поют люли-лели,
и сжимают в ладонях копилку свою. А покуда
я раскачиваюсь, словно маятник, у колыбели.
Мнятся мне берега, корабли, кипарисы...
Доня, спи. Засыпай, моя сказочная Алиса.
Еще не осень - так, едва-едва.
Ни опыта еще, ни мастерства.
Она еще разучивает гаммы.
Не вставлены еще вторые рамы,
и тополя бульвара за окном
еще монументальны, как скульптура.
Еще упруга их мускулатура,
но день-другой -
и все пойдет на спад,
проявится осенняя натура,
и, предваряя близкий листопад,
листва зашелестит, как партитура,
и дождь забарабанит невпопад
по клавишам,
и вся клавиатура
пойдет плясать под музыку дождя.
Но стихнет,
и немного погодя,
наклонностей опасных не скрывая,
бегом-бегом
по линии трамвая
помчится лист опавший,
отрывая
тройное сальто,
словно акробат.
И надпись 'Осторожно, листопад!',
неясную тревогу вызывая,
раскачиваться будет,
как набат,
внезапно загудевший на пожаре.
И тут мы впрямь увидим на бульваре
столбы огня.
Там будут листья жечь.
А листья будут падать,
будут падать,
и ровный звук,
таящийся в листве,
напомнит о прямом своем родстве
с известною шопеновской сонатой.
И тем не мене,
листья будут жечь.
Но дождик уже реже будет течь,
и листья будут медленней кружиться,
пока бульвар и вовсе обнажится,
и мы за ним увидим в глубине
фонарь
у театрального подъезда
на противоположной стороне,
и белый лист афиши на стене,
и профиль музыканта на афише.
И мы особо выделим слова,
где речь идет о нынешнем концерте
фортепианной музыки,
и в центре
стоит - ШОПЕН, СОНАТА No. 2.
И словно бы сквозь сон,
едва-едва
коснутся нас начальные аккорды
шопеновского траурного марша
и станут отдаляться,
повторяясь
вдали,
как позывные декабря.
И матовая лампа фонаря
затеплится свечением несмелым
и высветит афишу на стене.
Но тут уже повалит белым-белым,
повалит густо-густо
белым-белым,
но это уже - в полной тишине.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
