Король-отец готовился предстать
Перед Всевышним. Прежде, чем преставиться,
Велел трех принцев, сыновей, позвать
И дочь, принцессу, юную красавицу.
Сказал:"Смерть не отступит, в этот раз.
Доверюсь я ее посланцу, ворону.
Вот, дети, вам, отцовский мой наказ:
- Живите мирно. Власть делите поровну".
Беречь сестру просил он сыновей
И пару подобрать, по чести, каждому.
Не подпускать врагов к стране своей,
Любить народ, быть добрыми, отважными.
Монарх скончался. Траур. И теперь
За трон три сына яростно сражаются.
Вот старший, заперев в зал тронный дверь,
Со стражей, младших оттеснить старается.
А средний, небольшой собрав отряд,
Прибрал к рукам все золото и ценности.
Кричит сердито на своих солдат,
Их упрекая в воровстве, неверности.
И младший не желает уступать.
Ведет дела, весьма, неблагородные.
Страны соседней королю отдать,
Он обещает земли плодородные.
За то, что справедлива и добра,
И братьев призывала жить по совести,
В своих покоях заперта сестра.
Народ страдает. Голод, бедность, горести.
Людское недовольство все растет.
А принцы только ссорятся, не мирятся.
Идет война меж ними третий год.
И жить все хуже, мира не предвидится.
Министры все сбежали из дворца.
Разъехались и граждане богатые.
Народ же, помня короля-отца,
Ругает принцев:"Изверги проклятые!".
Восстание, народный, мощный, бунт.
Звучат призывы:"Хватит слов! К оружию!"
На площадь, ранним утром все придут -
Крестьяне, мастера, гвардейцы дюжие.
Злодеев-братьев нужно наказать.
Освободить сестру благочестивую
И посадить на трон, короновать,
И славить королеву справедливую.
Всех поведет вперед кузнец-силач.
Его мечта стать генералом сбудется.
С ним рядом друг - веселый, смелый, ткач.
С принцессою они друг в друга влюбятся.
Изгонят принцев-братьев из страны.
Не править больше им и не прославиться.
Всех прав и привилегий лишены,
Куда глаза глядят они отправятся.
Получит титул графа ткач-храбрец.
В бою он потеряет руку левую.
Пойдут они, с принцессой, под венец
И станут королем и королевою.
У них родится трое сыновей
И дочка -настоящая красавица.
И править они будут много дней.
И будут долго жить, пока состарятся.
Старение - естественный процесс.
Морщины, седина, проблемы с памятью.
Волшебных нет лекарств и нет чудес.
И, в целом, мы бессильны перед старостью.
Все в жизни повторяется опять.
Правители слабеют, им недужится.
И наступает время умирать,
И ворон - вестник смерти - в небе кружится.
Как встарь, велят детей к себе призвать.
И клятву дать на смертном одре требуют,
Жить мирно и народ не обижать.
Как обернется дальше все не ведают.
Скончалась королевская чета.
Им воздадут почет и уважение.
Начнется сказка с нового листа
И будет ей, конечно, продолжение.
Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров...
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт...
Ты скажешь - где-то там на полигоне
Два клоуна засели - Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
- До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.
Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет -
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней...
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен...
Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато...
Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать -
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.
Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...
Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы - до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород...
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
- Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно - поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.
Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает -
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.
Май - 4 июня 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
