* * *
Опустились плечи,
Сгорбилась спина.
Беспокойный вечер,
Ночь почти без сна.
Это, видно, старость
Постучалась в дверь:
«Много ль жить осталось? –
Говорит, - Проверь».
«Ах, ты, старость, старость!
Погоди! Постой!
Жить еще осталось,
Я еще живой!
Ты стучишься рано,
Лучше погоди,
Мне еще осталось
В жизни подурить.
А, когда устанет
Сердце там в груди,
Спорить я не стану,
Снова приходи.
Разложи лекарства,
Расстели постель:
Будет ночи царство,
Зимняя метель.
Будет пенье вьюги,
Будут сниться сны;
Только нет полруги.
Да не жди весны.
Не заглянет радость,
Только боль забот.
В общем, все, что надо,
Не наоборот.
* * *
Эх, помню, был я молодой
Умел увлечь девчонок.
Теперь подумаешь с тоской
Об этом лишь спросонок.
В любви я клялся много раз
И письменно и устно,
Но чувств-то не было подчас
И знать об этом грустно.
И выпить был я не дурак,
Но… человек не вечен,
И дело обернулось так,
Что я узнал, где печень.
Осталось только есть, да спать;
Вдруг сон стал странно чуток.
И, наконец, едрена мать!
Узнал я, где желудок.
И понял я – надежды прочь,
Зима стоит у двери.
Ничем нельзя тому помочь,
Кто жизнь свою отмерил!
* * *
Каждый день одно и тоже –
Счастья ни ростка,
Неустанно сердце гложет
Серая тоска.
Где-то мчатся звездолёты,
Где-то бой гремит:
Валят в землю пулемёты
Без надгробных плит.
Где-то страстно жгутся руки
В радостях любви.
Только я бездумьем скуки,
Как сетями свит.
Проползают дни за днями
Словно в мути сна.
Поскрипишь еще костями
И дойдешь до дна.
Еще далёко мне до патриарха,
Еще на мне полупочтенный возраст,
Еще меня ругают за глаза
На языке трамвайных перебранок,
В котором нет ни смысла, ни аза:
Такой-сякой! Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь.
Когда подумаешь, чем связан с миром,
То сам себе не веришь: ерунда!
Полночный ключик от чужой квартиры,
Да гривенник серебряный в кармане,
Да целлулоид фильмы воровской.
Я как щенок кидаюсь к телефону
На каждый истерический звонок.
В нем слышно польское: "дзенкую, пане",
Иногородний ласковый упрек
Иль неисполненное обещанье.
Все думаешь, к чему бы приохотиться
Посереди хлопушек и шутих, -
Перекипишь, а там, гляди, останется
Одна сумятица и безработица:
Пожалуйста, прикуривай у них!
То усмехнусь, то робко приосанюсь
И с белорукой тростью выхожу;
Я слушаю сонаты в переулках,
У всех ларьков облизываю губы,
Листаю книги в глыбких подворотнях --
И не живу, и все-таки живу.
Я к воробьям пойду и к репортерам,
Я к уличным фотографам пойду,-
И в пять минут - лопаткой из ведерка -
Я получу свое изображенье
Под конусом лиловой шах-горы.
А иногда пущусь на побегушки
В распаренные душные подвалы,
Где чистые и честные китайцы
Хватают палочками шарики из теста,
Играют в узкие нарезанные карты
И водку пьют, как ласточки с Ян-дзы.
Люблю разъезды скворчащих трамваев,
И астраханскую икру асфальта,
Накрытую соломенной рогожей,
Напоминающей корзинку асти,
И страусовы перья арматуры
В начале стройки ленинских домов.
Вхожу в вертепы чудные музеев,
Где пучатся кащеевы Рембрандты,
Достигнув блеска кордованской кожи,
Дивлюсь рогатым митрам Тициана
И Тинторетто пестрому дивлюсь
За тысячу крикливых попугаев.
И до чего хочу я разыграться,
Разговориться, выговорить правду,
Послать хандру к туману, к бесу, к ляду,
Взять за руку кого-нибудь: будь ласков,
Сказать ему: нам по пути с тобой.
Май - 19 сентября 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
