Я забуду о бренном, о житейском и мелком
И однажды уеду не по рельсам чух-чух —
Незаметно для глаза, как минутная стрелка,
Разбежавшись от Цирка, в Лужники улечу.
Сделав круг над ареной, барражировать буду
По-над Девичьим полем, где ни поля, ни дев,
Заскочу в переулки неопознанным блюдом,
Над усадьбой, в которой жил упитанный Лев,
Буду реять,
Парить я любознательным дроном
Над районом, но кинщик перепутал кино.
Не узнать альму-матерь — всюду плитка, газоны,
И ткачи не выходят поиграть в домино.
Знать, опущен шлагбаум. Говоря между нами,
Я и этим доволен — ни колдобин, ни ям.
Налегке улетаю, словно с плеч сброшен камень,
Своё сердце оставив без горы воробьям.
Ни о чём не жалея, жизнью сытый от пуза —
Ни врага, ни подругу не оставив в биде,
За Можай провожаю самозванных хранцузов,
Улизнув на форсаже от спецов ГИБДеДе.
Взгляд метнув напоследок с безответной любовью
На милейшего монстра, в ком слезам веры нет,
Растворюсь я бесследно в неземном Подмосковье
В аккурат, как когда-то — в сорок первом — мой дед.
Нелегкое дело писательский труд –
Живешь, уподобленный волку.
С начала сезона, как Кассий и Брут,
На Цезаря дрочишь двустволку.
Полжизни копить оглушительный газ,
Кишку надрывая полетом,
Чтоб Цезарю метче впаять промеж глаз,
Когда он парит над болотом.
А что тебе Цезарь – великое ль зло,
Что в плане латыни ему повезло?
Таланту вредит многодневный простой,
Ржавеет умолкшая лира.
Любимец манежа писатель Толстой
Булыжники мечет в Шекспира.
Зато и затмился, и пить перестал –
Спокойнее было Толстому
В немеркнущей славе делить пьедестал
С мадам Харриет Бичер-Стоу.
А много ли было в Шекспире вреда?
Занятные ж пьесы писал иногда.
Пускай в хрестоматиях Цезарь давно,
Читал его каждый заочник.
Но Брут утверждает, что Цезарь – говно,
А Брут – компетентный источник.
В карельском скиту на казенных дровах
Ночует Шекспир с пораженьем в правах.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
