В две тысячи под бобрик остриженном году
Редеющих лесов лысеющий цифрюльник
В отгульный злонедельник у сна на поводу
Шёл в щепки разносить двенадцать стульев.
Свернув на Листопадной, он встретил первый стул.
На брови опустив изделие из фетра,
"Здорово, колченогий!" — он рявкнул и ... уснул,
Шанс упустив с одиннадцати метров.
Очнулся через час он и, сам себе не рад,
Поплёлся наугад к неочевидной цели,
И очень вероятно, что десять негритят
Сочувственно вослед ему смотрели.
Романсы пели шансы, но мебельный вандал
Упрямо шёл вперёд по пригородной тундре.
Колючий норд с листвою и мусором играл
Порывисто — по 9 па в секунду.
И надо ж так случиться, что он на след напал
В Октябрьском тупике, у дома номер 8,
И жаль, что ждал героя очередной провал —
Его опередили Киса с Осей.
Став жертвой обстоятельств, настырный числобрей
Надежду не терял на скорую победу.
Бодрился он, но прежде, чем плыть за семь морей,
В хинкальную зашёл, чтоб отобедать.
На вкус и цвет едва ли найдёте чувака —
Что по душе одним, то для другого — ересь.
Он заказал кучмачи, цыплёнка табака,
Шестому чувству целиком доверясь.
Вкусив киндзмараули и закавказских кур,
К сиесте гастроном клонился краткосрочной,
Как вдруг его сразило: искомый гарнитур
Не за морями, а под пятой точкой.
"Голубчики, попались? — он радостно вскричал.
— Сейчас я вам на раз устрою чахохбили...".
Но сзади подскочили четыре усача
И дебошира без труда скрутили.
— Не всяких космонавтов радушная земля, -
Болезный размышлял, ничком в канаве лёжа,
— Встречает хлебом с солью. В карманах три рубля,
Усталость в теле, и помята рожа.
Перевернувшись навзничь, он простонал: "Нога,
Моя ты или нет?" А в предвечернем небе,
Курлыкая протяжно, на тёплые юга
Колонной по два улетала мебель.
Угомонился ветер. Сам чёрт не разберёт:
Где бытовой отход, где опаль золотая?
Один как перст, как мусор, расстрига-счетовод
Поковылял домой, ворон считая.
Диверсант
Вслед за Данте шляясь по лесам,
Вдруг застыл охотничьей собакой:
В голову пробрался диверсант
И готовит пакостную бяку.
Ворошит извилины, шпион,
Чем приводит сердце в беспокойство.
Однозначно, замышляет он
Подорвать ментальное устройство.
С каждым днём всё гибельней расклад.
Пусть потом былинники расскажут,
Что в моих напастях виноват
Был пришелец ушлый...
Ну, не я же?
Пузыри
Внутри меня, а может и вовне,
Глубоководный Рыб лежит на дне.
Он горд и нем, но в месяц раза три
Пускает в воду стихопузыри.
Воздушные, они летят на свет —
Туда, где смерти нет, и жизни нет,
Где мир един и беспредельно юн,
И каждый рыб находит свой гарпун.
Двенадцать лет. Штаны вельвет. Серега Жилин слез с забора и, сквернословя на чем свет, сказал событие. Ах, Лора. Приехала. Цвела сирень. В лицо черемуха дышала. И дольше века длился день. Ах Лора, ты существовала в башке моей давным-давно. Какое сладкое мученье играть в футбол, ходить в кино, но всюду чувствовать движенье иных, неведомых планет, они столкнулись волей бога: с забора Жилин слез Серега, и ты приехала, мой свет.
Кинотеатр: "Пираты двадцатого века". "Буратино" с "Дюшесом". Местная братва у "Соки-Воды" магазина. А вот и я в трико среди ребят - Семеныч, Леха, Дюха - рукой с наколкой "ЛЕБЕДИ" вяло почесываю брюхо. Мне сорок с лихуем. Обилен, ворс на груди моей растет. А вот Сергей Петрович Жилин под ручку с Лорою идет - начальник ЖКО, к примеру, и музработник в детсаду.
Когда мы с Лорой шли по скверу и целовались на ходу, явилось мне виденье это, а через три-четыре дня - гусара, мальчика, поэта - ты, Лора, бросила меня.
Прощай же, детство. То, что было, не повторится никогда. "Нева", что вставлена в перила, не более моя беда. Сперва мычишь: кто эта сука? Но ясноокая печаль сменяет злость, бинтует руку. И ничего уже не жаль.
Так над коробкою трубач с надменной внешностью бродяги, с трубою утонув во мраке, трубит для осени и звезд. И выпуклый бродячий пес ему бездарно подвывает. И дождь мелодию ломает.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
