Тревога, тревога, тревога!
Стук сердца,
Я чувствую, будет.
Еду собери и подмогу
На всякий пожарный держи.
По улицам ветер и кошки,
Над миром созвездие рака,
От Африки и до Камчатки
Тревога! Тревога! Тревога!
Когда умирали дети,
Когда разрушали храмы,
Когда пузырились пеной
Взбесившиеся океаны,
Ты разве не чувствовал это, -
В ладонях, плечах, всем теле
Рождающие осколки звуки
И алые всполохи света?
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
