У подножья Арнефьелля,
разделённые рекою,
две раскинулись деревни —
Гутлугдаль и Аристранд.
Реку режет мост — и утром
на него ступает Сага,
в Аристранд из Гутлугдаля
направляясь. Ей навстречу
в Гутлугдаль выходит Сверр.
Мостик узкий — Сага смотрит
под ноги, не оступиться б!
Сверр с неё не сводит взгляда —
до чего же хороша!
Но сказать не в силах слова,
Сверр смеётся так, что Сага
в удивленье поднимает
на него глаза — и оба
замирают на мосту.
День за днём глядят друг в друга
и молчат. Однажды Сага
понесла — и подурнела,
прежде ясные глаза
затянуло поволокой,
веки вспухли. Испугался
Сверр такого превращенья —
взгляд отвёл от Саги. Больше
Сверр на мост не приходил.
...В срок, положенный природой,
хлынули у Саги слёзы —
и с последнею слезою
выливается дитя
в руки матери ослепшей.
Сага с плеч платок снимает —
привязав к себе младенца,
ходит Сага, ищет Сверра
по дворам, по деревням.
Смех её везде встречает:
— Поглядите на уродца!
— Эй, красавица, откуда
у тебя такой малец?
— Кажется, отец был зверем
или духом, и тебя он
обманул безлунной ночью?
Но молчит слепая Сага,
прочь несёт своё дитя.
— Если я не вижу Сверра,
он меня увидеть сможет,
он расскажет мне, что сын мой
всех прекраснее!
И вот,
пробираясь через хохот,
топот, свист, вдруг слышит Сага
напряжённое дыханье —
хриплый вдох и резкий выдох.
Сага тянет руки: — Сверр!
Люди смолкли в ожиданье...
Сверр бросается на землю,
Сверр рычит, смеётся, лает,
Сверр катается в пыли,
воет до изнеможенья!
Уловив дыханье зверя,
Сага обратилась в бегство.
Задыхаясь, лезет в гору —
и растёт под ней гора.
— Спрячу я дитя в пещере,
волки и лесные духи
не дадут пропасть собрату,
мой же вышел срок!
Но тотчас
спотыкается о камень
и дитя роняет оземь.
— Господи! — взмолилась Сага,
— Дай мне зренье на минуту! —
и прозрела. Перед ней,
в смерти светел и прекрасен,
сын лежал. Окаменела
мать несчастная.
...Ту гору
люди Сагою зовут.
Сага, в каменном молчанье,
видит: у её подножья
рыщет, воет и смеётся
волк со взором человечьим —
беспокойный, дикий Сверр.
За окошком свету мало,
белый снег валит-валит.
Возле Курского вокзала
домик маленький стоит.
За окошком свету нету.
Из-за шторок не идет.
Там печатают поэта —
шесть копеек разворот.
Сторож спит, культурно пьяный,
бригадир не настучит;
на машине иностранной
аккуратно счетчик сбит.
Без напряга, без подлянки
дело верное идет
на Ордынке, на Полянке,
возле Яузских ворот...
Эту книжку в ползарплаты
и нестрашную на вид
в коридорах Госиздата
вам никто не подарит.
Эта книжка ночью поздней,
как сказал один пиит,
под подушкой дышит грозно,
как крамольный динамит.
И за то, что много света
в этой книжке между строк,
два молоденьких поэта
получают первый срок.
Первый срок всегда короткий,
а добавочный — длинней,
там, где рыбой кормят четко,
но без вилок и ножей.
И пока их, как на мине,
далеко заволокло,
пританцовывать вело,
что-то сдвинулось над ними,
в небесах произошло.
За окошком света нету.
Прорубив его в стене,
запрещенного поэта
напечатали в стране.
Против лома нет приема,
и крамольный динамит
без особенного грома
прямо в камере стоит.
Два подельника ужасных,
два бандита — Бог ты мой! —
недолеченных, мосластых
по Шоссе Энтузиастов
возвращаются домой.
И кому все это надо,
и зачем весь этот бред,
не ответит ни Лубянка,
ни Ордынка, ни Полянка,
ни подземный Ленсовет,
как сказал другой поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
