День, едва родившись, катится к забвению,
Солнце в этих фистулах щедрое на прятки,
Еле-еле движется мысь по древу помыслов,
Значит, у других не у тебя в порядке.
То ли шутка бога, то ли электронные
По аксонам бегают вороги да черти
Уровнем за уровень, нет конца страданиям
И, конечно, чешут против шерсти.
Всё, к чему привяжешься — как собака поводком —
Глупые хозяева не дают свободы,
Больно будет — предадут так или иначе,
Сладостей лишат или компота.
Сладко-сладко, невозможно манит одиночество,
Но сверяешь житиё не по себе, по святцам,
Хочется среди своих и чтобы быть прощённому.
Остаётся взять да разорваться.
***
А хотелось по-хорошему,
А желалось — как вначале:
Молока — хоть ложками,
Небеса качали,
Усыпляли песнями,
Мягкими руками
Гладили и пестовали,
Назывались мами.
***
Спускаешься, пускаешься по склону
Всё дальше от желанной высоты,
Ты анти-альпинист, ужасно склонный
К потере изначальной красоты.
Стервозная неровная тропинка
Бросает каменюки да борец,
И кажется, что это было (бинго!)
И это, но и это не конец.
За каждым незнакомым поворотом
Всё больше узнавания окрест:
Лощины и террасы, и торосы, —
Всё менее прекрасны, иже крест
Распутий всё похожее на поле,
Где нолики и крестики, и всё.
И беззаботных дней не сыщешь боле,
И это уж совсем нехолёсё.
И где-то там разбитые коленки,
И там же — в изначальной высоте —
Наивные до юности нетленки
И первые дострасти в темноте.
Хотелось бы вернуться, да не можешь —
«Осмотр музея» — направленье вниз,
А лица чаще маски всё да рожи,
Здоровье — бесконечный эпикриз.
— Лети, — попросишь маленькую птичку, —
К вершине, словно ядерный болид.
И ранку ковыряешь по привычке,
И сладко боль несильная саднит.
В густых металлургических лесах,
где шел процесс созданья хлорофилла,
сорвался лист. Уж осень наступила
в густых металлургических лесах.
Там до весны завязли в небесах
и бензовоз, и мушка дрозофила.
Их жмет по равнодействующей сила,
они застряли в сплющенных часах.
Последний филин сломан и распилен.
И, кнопкой канцелярскою пришпилен
к осенней ветке книзу головой,
висит и размышляет головой:
зачем в него с такой ужасной силой
вмонтирован бинокль полевой!
9
О, Господи, води меня в кино,
корми меня малиновым вареньем.
Все наши мысли сказаны давно,
и все, что будет, — будет повтореньем.
Как говорил, мешая домино,
один поэт, забытый поколеньем,
мы рушимся по правилам деленья,
так вырви мой язык — мне все равно!
Над толчеей твоих стихотворений
расставит дождик знаки ударений,
окно откроешь — а за ним темно.
Здесь каждый ген, рассчитанный, как гений,
зависит от числа соударений,
но это тоже сказано давно.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
