Всё течёт: до поворота медленно струится день,
а потом, как будто кто-то — ноги в тапки, рыльце — в тень,
и несётся, и стрекочет, и лопочет егоза,
и прикармливает ночью полдень строго по часам.
Протекает тело речью то банальной, то больной,
то дробинами, картечью, то извилистой струной,
а не то из модной гузки просочится ридикюль —
и утёкшие этруски тибрят зависть и тоску.
Истекают миррой звёзды, оставляя светлый след,
и на чей-то хэппибёздей метеора силуэт
молча, потому зловещей, утечёт под край земли
и с другими станет пищей для рождения зари.
Вытекает время кровью из разомкнутых систем,
одномерной водит бровью и танцует на хвосте,
от его движений жутко — не спасает парафраз —
может каждый промежуток быть измерен только раз.
Сколько лет я дышал взаймы,
На тургайской равнине мерз,
Где столетняя моль зимы
С человека снимает ворс,
Где буксует луна по насту,
А вода разучилась течь,
И в гортань, словно в тюбик пасту,
Загоняют обратно речь?
Заплатил я за все сторицей:
И землей моей, и столицей,
И погостом, где насмерть лечь.
Нынче тщательней время трачу,
Как мужик пожилую клячу.
Одного не возьму я в толк:
У кого занимал я в долг
Этот хлеб с опресневшей солью,
Женщин, траченных снежной молью,
Тишину моего труда,
Этой водки скупые граммы
И погост, на котором ямы
Мне не выроют никогда?
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
