Когда вы предаете мечту,
Она рассерженной разноцветной птицей
Вырывается на волю.
Звон стекла, взмах крыла –
И вот она в полёте.
От вас всё дальше и дальше.
Всё дальше и дальше.
Без скорби и фальши.
А вы остаётесь в своей
Уютной кротовой норе.
С тысячей разноголосых полезностей:
Гаджетов, виджетов и вотникудатжетов.
В царстве скороварок, плоек,
Инеистых холодильников
Мечта и так смотрелась нелепой диковиной.
Ненужным предметом интерьера.
«Опасно» - ухали турпутёвки.
«Не нужно» - шептали ей товарные чеки.
Мурлычет смартфон, призывая
Окунуться, утонуть в сладком плену.
Забудьте, забейте, эрзац-чай налейте.
В кротовой норе, что в кредитной горе
Уютней, спокойней и благонадежней!
Летит мечта, прочь -
К поэтам, смутьянам и прочим буянам.
Через золотые полоски рассвета.
Через огненные полоски заката.
Через ядерные взрывы грозовых облаков.
Через зубчатки неведомых гор.
Через тропы неведомые, холмы вересковые.
Сквозь переменчивую вероятность
К дальним берегам непредсказуемости.
При взмахах крыльев
Сверкающие изумрудами, рубинами, яхонтами
Перья её
изредка
Падают на землю.
На богами забытые окраины
Промышленных городов.
Быть может, ребёнок
Ясноглазый
Подберёт перо это.
Домой принесёт, под подушкой спрячет
(мечта - это тайна, а как же иначе)
Перо согреет его.
Перо вырастет в птицу-мечту.
Разноцветную, сверкающую.
Зовущую в завораживающую даль…
Обступает меня тишина,
предприятие смерти дочернее.
Мысль моя, тишиной внушена,
порывается в небо вечернее.
В небе отзвука ищет она
и находит. И пишет губерния.
Караоке и лондонский паб
мне вечернее небо навеяло,
где за стойкой услужливый краб
виски с пивом мешает, как велено.
Мистер Кокни кричит, что озяб.
В зеркалах отражается дерево.
Миссис Кокни, жеманясь чуть-чуть,
к микрофону выходит на подиум,
подставляя колени и грудь
популярным, как виски, мелодиям,
норовит наготою сверкнуть
в подражании дивам юродивом
и поёт. Как умеет поёт.
Никому не жена, не метафора.
Жара, шороху, жизни даёт,
безнадежно от такта отстав она.
Или это мелодия врёт,
мстит за рано погибшего автора?
Ты развей моё горе, развей,
успокой Аполлона Есенина.
Так далёко не ходит сабвей,
это к северу, если от севера,
это можно представить живей,
спиртом спирт запивая рассеяно.
Это западных веяний чад,
год отмены катушек кассетами,
это пение наших девчат,
пэтэушниц Заставы и Сетуни.
Так майлав и гудбай горячат,
что гасить и не думают свет они.
Это всё караоке одне.
Очи карие. Вечером карие.
Утром серые с чёрным на дне.
Это сердце моё пролетарии
микрофоном зажмут в тишине,
беспардонны в любом полушарии.
Залечи мою боль, залечи.
Ровно в полночь и той же отравою.
Это белой горячки грачи
прилетели за русскою славою,
многим в левую вложат ключи,
а Модесту Саврасову — в правую.
Отступает ни с чем тишина.
Паб закрылся. Кемарит губерния.
И становится в небе слышна
песня чистая и колыбельная.
Нам сулит воскресенье она,
и теперь уже без погребения.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
