Наташа, прочитав Ницше, я "побывал" в Зильс-Марии, посмотрел про неё всё, что можно посмотреть - фото, видео, кино. Немного позже я увидел деревеньку Чорана.
Я был пуст, глядя на швейцарские красоты, на которых до всякого типографского или кино-глянца, наверное, уже лежит глянец. Что-то невыносимо стерильное, дистиллированное было во всём этом, слишком красивом и чистом. Бог, умирающий в грязи и поту и крови, умирает, чтобы всё же воскреснуть. Бог, который умер бы в этом глянце, не воскрес бы никогда. Грязь, пот, кровь, снова грязь - из чего ещё может возникнуть или возродиться жизнь? Каждый учёный-мочёный скажет, что другой среды для за- и рождения и воз-рождения нет. Это, мол, даже наука "доказала". А что противоположней , чем грязи и глянец. Только глянец и жизнь. Жизнь, которая грязь не какая-то вообще и философски, а конкретная - ощутимая, пахнущая, движущаяся, родная, сено-солома, грибок-плесень на сене-соломе, босые ноги шлёпает по сену-соломе, то и дело вляпываясь в сверкающий на солнце навоз, грязь как родина. И то ли стерильность избегает её, то ли она бежит от стерильности. Бежать-бежать-бежать-бежать от стерильности и дистиллированности - и добежать до Дома, в радость Дома, где в солнечных лучах танцуют шелуха-пылинки (пусть это и будут ангелы), что ещё должна делать жизнь?
Поэтому Чоран для меня загадка. Я видел его родную деревню - я видел жизнь около Бога или около богов, я видел как преломляются и живут и движутся кристаллики пыли и грязи под этим солнцем, христовым и языческим одновременно. И грязь, так просоленная солнцем, была и христовой и языческой, примеряющей и примиряющей обе тоски и обе радости. Почему же Чоран не унёс эту пыль, эту грязь своей родины в странствия по своему философскому одиночеству. Такое впечатление, что он боялся её. И не оказался ли он в дистилляте чистой тоски? В такой чистоте, когда смывается всё, посоленное солнцем, и смертельной улыбкой из тоски взблескивает глянец - почти как зубы в рекламе самой лучшей зубной пасты, какой ещё не видел белый свет. Красота ли глянец, глянец ли красота? Самое страшное не то, что ответят - да. Самое страшное, что так ответит только тот, кто не читал или читал-не понял или читал-а ну его нахер - этого бедного румынского гения. Так откуда же это соседство сестры глянца - дистиллированной тоски (тоски не по Богу, не по богам, не по человеку, не по себе даже, а тоски как научного эксперимента, эксперимента,par exellence, ради эксперимента), этой, прости меня, философски-сконструированной тоски как и инструмента и опыта.
Может, я задаю неправильные вопросы? Может, ищу неправильные ответы? Но всё же - где они? Может, они там, где грязь на Боге, где пыль на ступнях Христа, где божки азиатов измазаны коровьим жиром, где вши сыплются с косм танцующего шамана - и там же и наша тоска и - главное дитя тоски - радость от (пусть в разной мере) Приближения к тому, по чём тоскуется. Это ведь и единственное живое дитя тоски, если разобраться, если не считать дистиллированные выкидыши полного атеизма под фотоблицевыми улыбками (усмешками) глянца.
В старом зале, в старом зале,
над Михайловской и Невским,
где когда-то мы сидели
то втроем, то впятером,
мне сегодня в темный полдень
поболтать и выпить не с кем —
так и надо, так и надо
и, по сути, поделом.
Ибо что имел — развеял,
погубил, спустил на рынке,
даже первую зазнобу,
даже лучшую слезу.
Но пришел сюда однажды
и подумал по старинке:
все успею, все сумею,
все забуду, все снесу.
Но не тут, не тут-то было —
в старом зале сняты люстры,
перемешана посуда, передвинуты столы,
потому-то в старом зале
и не страшно и не грустно,
просто здесь в провалах света
слишком пристальны углы.
И из них глядит такое,
что забыть не удается, —
лучший друг, и прошлый праздник, и —
неверная жена.
Может быть, сегодня это наконец-то разобьется
и в такой вот темный полдень будет жизнь разрешена.
О, вы все тогда вернитесь, сядьте рядом, дайте слово
никогда меня не бросить и уже не обмануть.
Боже мой, какая осень! Наконец, какая проседь!
Что сегодня ночью делать?
Как мне вам в глаза взглянуть!
Этот раз — последний, точно, я сюда ни разу больше...
Что оставил — то оставил, кто хотел — меня убил.
Вот и все: я стар и страшен,
только никому не должен.
То, что было, все же было.
Было, были, был, был, был...
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
