равновесие – это всегда
священная корова
мигрирующих индий
чайные пути
расходятся от цейлона
дробясь на отрезки
на каждом эннадцатом километре
жрецы стирают одежды в попутных лужах
пытаясь сделать их белыми словно
кожа адама а
женщины с ножами
вдохновенно читают библию
вписанные в круг нтр-ов и менее значительных птеродактилей
расстрелянные истребителями милосердия лиги наций
вымученные равнодушными бактериологами
жрецы оседают у раковин
серой алебастровой пылью но
женщины с ножами
всё так же читают библию
несмотря на то
что они опять давали милостыню и опять – ницше
несмотря на то
что они сами приносили вместо плетей ножи
несмотря на то
что ни один ницше не осмеливался взять нож за лезвие –
впивался в рукоятку
вычерчивал остриём свои инициалы
начинал сверху
заканчивал у пупка
приходилось
самим хлестать себя рукояткой
обламывая о стальной подбородок
остатки динозаврьего маникюра
но они всё равно читали библию
чтобы
в перерывах между спариваниями и истязаниями
расставлять на паркете разорванных кукол
исполнительниц немых ролей в их аматорском мюзикле
чтобы
чиркать палестинками по паркетинам
чирикать надломленными голосами горлиц
вышивать египетское закулисье на своём белье
выкладывать его тут же ровными лесенками
чтобы было удобно
смять их кулаком
когда мюзикл провалится
а он всегда проваливается
и женщины с ножами
снова погружаются в свои библии
путаясь в ветхом и новом
разрываясь между не убий и мясорубкой
попадая в рабство бытовых содомских экскурсий и посещений мессы
женщины с ножами превращают свои мюзиклы в детективы
даруя писателям всея мигрирующих индий возможность
описывать
симфонический сквозняк в ноль часов вне гринвича
когда в доме
оставалось
два мертвецки пьяных трупа
а курицы
танцевали на гриле
замысловатый танец
улыбаясь великому цыплёнку
спрятанному в лампочке электроплитки
которого абсолютно не парило
что хозяйка
закрыла библию
и отложила нож
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
24 мая 1980
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
