Атаманом спесивым раздулся огонь на поленнице,
О былом вспоминая, скатился в слезах смоляных.
Поцелуи дождинок рябыми веснушками пенятся
И шипят от огня на горячих телах дровяных…
От тепла разомлею, задумаюсь, в пении пламени
Ты привидишься в мягком сиянии белых дымов,
Улыбнёшься, как мудро порой улыбаются странники
(Эти странные боги дороги и чьих-то домов).
Подойдёшь и поднимешь с земли, как ребёнка, легонечко,
Поцелуешь в замёрзшую щёку и крепче прижмёшь:
«Я соскучился, ждать не могу ни минуты, нисколечко,
И от мыслей, как галок, в мозгу непрерывный галдёж.
Мы с тобой половинки большого единого целого,
Я хочу к этим стройным ногам прижиматься и выть
На Луну, что серьгою качается, у присмирелого
И ручного меня отнимая привычную прыть.
Чутких пальцев касание дрожью звериной откликнется,
Не смогу удержаться от ласковой неги, прости.
Да и надо ли каменным гостем не миловать скрипицу,
Зазвучавшую импульсом чувства несмело, petit?» …
Усыпляют негромкие шорохи юркого пламени,
Под небесным нежарким огнём стало так хорошо…
«Не подскажете время?» – Рука на плече… нет, не каменный!..
Это чудо! Мой странник ко мне, наконец-то, пришёл.
Ю. Сандул. Добродушие хорька.
Мордашка, заострявшаяся к носу.
Наушничал. Всегда – воротничок.
Испытывал восторг от козырька.
Витийствовал в уборной по вопросу,
прикалывать ли к кителю значок.
Прикалывал. Испытывал восторг
вообще от всяких символов и знаков.
Чтил титулы и звания, до слез.
Любил именовать себя «физорг».
Но был старообразен, как Иаков,
считал своим бичем фурункулез.
Подвержен был воздействию простуд,
отсиживался дома в непогоду.
Дрочил таблицы Брадиса. Тоска.
Знал химию и рвался в институт.
Но после школы загремел в пехоту,
в секретные подземные войска.
Теперь он что-то сверлит. Говорят,
на «Дизеле». Возможно и неточно.
Но точность тут, пожалуй, ни к чему.
Конечно, специальность и разряд.
Но, главное, он учится заочно.
И здесь мы приподнимем бахрому.
Он в сумерках листает «Сопромат»
и впитывает Маркса. Между прочим,
такие книги вечером как раз
особый источают аромат.
Не хочется считать себя рабочим.
Охота, в общем, в следующий класс.
Он в сумерках стремится к рубежам
иным. Сопротивление металла
в теории приятнее. О да!
Он рвется в инженеры, к чертежам.
Он станет им, во что бы то ни стало.
Ну, как это... количество труда,
прибавочная стоимость... прогресс...
И вся эта схоластика о рынке...
Он лезет сквозь дремучие леса.
Женился бы. Но времени в обрез.
И он предпочитает вечеринки,
случайные знакомства, адреса.
«Наш будущий – улыбка – инженер».
Он вспоминает сумрачную массу
и смотрит мимо девушек в окно.
Он одинок на собственный манер.
Он изменяет собственному классу.
Быть может, перебарщиваю. Но
использованье класса напрокат
опаснее мужского вероломства.
– Грех молодости. Кровь, мол, горяча. -
я помню даже искренний плакат
по поводу случайного знакомства.
Но нет ни диспансера, ни врача
от этих деклассированных, чтоб
себя предохранить от воспаленья.
А если нам эпоха не жена,
то чтоб не передать такой микроб
из этого – в другое поколенье.
Такая эстафета не нужна.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.