Спасибо огромное! Мне хотелось передать их дыхание - пороха и чуда.
Об особенностях восприятия.
"Небесные" написаны коричневым.
Шуршащие сложенные крылья напомнили тараканов.
Спасибо за откровенность! Вы, кажется, писали, что Вам не хочется меня терять как автора решетории. Я, как дурак, расслабился, поверил и доверился..
Прошу к началу мая избавить меня от позорного наличия страницы на сайте, редактируемом Вами.
Всего доброго, прощайте.
Смену отработаю, отвечу. Коротко не получится.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется...
Я, конечно, понимаю, что с поэтами надо разговаривать как с детьми. Но в данном случае не хочется мазать "сладким маргарином". В тексте заявка на мужской разговор. Автору надо обладать определённой смелостью, чтобы спуститься на дно -"кровь, говнище, вщи, туберкулёз",б-дство,пандемия испанки. Вопрос как оттуда выныривать? В исповеди немецкого солдата это получается, ибо есть "пшеница, цветы, облако над головой". Смутила лишь строка "Я достаю из штанов карандаш" своей "не пришей к ... рукав" аллюзией к "Я достаю из широких штанин",которую автор не планировал. В целом достойное стихотворение.
В "Дешёвом трахе" уже засасывает в трясину. Перспектива не найти "венеры" через неделю не повод порадоваться за героев. Значит в следующий раз.
В "Небесных" для меня лично (в отличие от Волчи) никакого чудесного выверта не произошло. Может я просто не интересуюсь мужчинами? Вернее им очень сложно меня удивить. Даже "сложенными и шуршащими".
Всё это, повторюсь, лишь особенности личного восприятия. Но "не не дано предугадать..."
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.