На планете собак только тени остались людей,
Сиротливо застыли трамваи, молчат на углах телефоны.
На планете собак заржавели скульптуры вождей
от дождей, а на крышах домов свили гнезда грифоны.
И грустят фонари силясь вспомнить стоят почему,
Пробивают асфальт обнаглевшые сосны и ели,
В сквере старый Полкан, звери низко кивают ему,
Важно кружит на детской скрипящей в оси карусели.
Божество насекомых - облезлый Святой Вертолет,
завалившись на бок, служит будкой давно пекинесу,
Лабрадорша-ретриверша носит цветное бельё
(Если веровать слепо в собачую желтую прессу).
И боятся щенки исполкомовсих бройлерных крыс,
Разжиревших на тоннах мелованой вкусной бумаги,
Кабинет стоматолога заняла пришлая рысь,
А в саду возле школы звереют волчары-варяги.
На консервном заводе концлагерь домашних котов,
В полицейском участке теперь заправляет овчарка.
Свора грязных дворняг в переулке играют в лото,
и безхвостые черти хоронятся в зарослях парка.
На планете собак, где на флаге берцовая кость,
Расцветает подсолнух и морду воротит к светилу,
И стоит на коленях в реке обвалившийся мост.
Кобели молодые лакают по барам текилу.
Всюду вонь и разврат, и зачем же все было менять?
На стене у ларька еще надпись виднеется "...лядь",
Под ларьком поселилась дородная рыжая сука...
В остальном, все по-прежнему - злоба и скука.
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
