Прижимался, тиская,
пьяный без венчания.
Дёргал грудь ненизкую,
вроде бы нечаянно.
Ты молилась, лапочка,
матушке заступнице.
Я лежал под лавочкой, -
кровь текла по улице.
Любите женщин, мужики,
целуйте шею, ноги, очи,
днём нежно пальчики руки,
а на ногах целуйте ночью.
Любите верную жену,
любите крепко, неизменно,
любите лишь её одну,
любите двух одновременно.
Любите всех назло судьбе,
в подводной лодке и в постели,
на крыльях, в театре и в себе
и от плиты и от Шанели.
Любите женщин не ревнуя,
как лгал об этом Пушкин Саша.
Любите женщину чужую,
любите, если, даже, ваша.
Так долго не живут на свете боги,
но иудеев нет, евреи же не те, -
кто протянул, а Мотя сделал ноги, -
о Вифлеемской некому пиз..ть звезде.
Обманываться рады и тем паче
прислуживать и руки целовать попам
и отпущение грехов с подачи
святых отцов заполучить, припав к стопам!
Но к богу путь лежит через убийство, -
подсуетился Третий Рим и врыл кресты!
Хотели в рай, не получилось "зае..сь всё"
и виноваты, как всегда, они - жиды.
От бога в огороде лук, картошка,
на вые шрамы, как овраги, от вины,
об землю лбами бьют и понарошку,
живя за пазухой у бога, ...ждут войны.
Что "Млечный Путь" дорога? Нет, - тропинка
в местечко, в город, где потерян был Ковчег.
Нет у плетня смородины с крапивой
и не звучит там гордо слово "человек".
С тех пор, как распинали бога сына
и он, чтоб я так жил, на третий день воскрес,
одесский Мотин трёп от и поныне
зубрят, стараясь дотянуться до небес.
Не важно в Храм ведёт тропинка иль дорога,
что на песке стопы один и тот же след
у ног креста... . "Убог" рифмуйте с "богом"
и мир и сын поймут - отца у Бога нет!
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.