Тебя восхищает многообразие мира,
Ты говоришь: без Бога не обошлось.
Не спорю с тобой, что бы ни говорила,
Думаю только, что всё обойдется, авось.
Ты удивляешься: разве возможно такое,
чтобы музыка получалась без Божества,
чтобы фиалка цвела лилово, и каланхоэ.
Думаю: делать то что? Даже если ты и права.
Не до полифонии мне, не до метаморфозы
узамбарской твоей фиалки, прозябающей на окне,
когда философствуешь ты, а я вычисляю дозы
которые при "...патологических или возрастных измене..."
..."да, да" - бормочу, пробегая глазами вкладыш,
и набиваю таблетницу на неделю вперёд.
Отец наш Создатель, Ты когда-нибудь всё исправишь.
И Сын Твой - Спаситель - или Спасатель? - нас всех спасёт.
Да спас уже давно. И исправлять нечего, поскольку любая альтернатива жизни это не жизнь. Стиш классный, представил себе что так Кропоткин пишет к Фёдору Михайловичу. Ну или Берлиоз Воланду)
Спасиб.) Классный коммент. А может даже, Иов какому-нибудь своему восторженному приятелю оппоненту.)
Тема вечная, но раскрыта замечательно: без пафоса, красивостей, лишних изысков. Даже придираться неохота. Редкое удовольствие от стиха. Это типа разговор с дочерью?
Пасиб, Макс. Рада, что тебе хоть что-то, наконец, пришлось.) Это мысленный разговор с приятельницей Н., которая, как ни странно, намного старше меня, хотя это уже довольно трудно, быть НАМНОГО старше меня.)
natash-ино )
Пасиб.) Классный коммент. Я рада.)
Все будет хорошо. С возвращением, Наташ. Я тебя вспоминала
Спасибо, Вишня.) И я никого не забывала.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.